Царствие Хаоса
Шрифт:
А теперь Дженна мертва, и Рут тоже, и ее родители. Но Пии совсем не грустно.
Она поднимается по узкой лестнице дома номер 49 и ждет, когда ее нагонит Роберт. Он чуть полноват, немного не в форме и пыхтит за ее спиной. Их только двое! От этой мысли у Пии в животе как будто захлопали крыльями птицы. Из всех людей в мире остались лишь они двое!
Квартира Пии — на шестнадцатом этаже. В каждой квартире этого дома есть стеклянное окно, которое выходит в коридор; так уж строили эти дома — чтобы жить общинно и дружно.
Теперь,
Семьи полукругами сидят за столами. Кто-то упал, кто-то неподвижно смотрит вперед, рты у одних открытые, у других закрытые, некоторые держатся за руки, подбородки неестественно перекошены, напитки в основном допиты, иногда только начаты. И на каждом столе — большое блюдо с остатками отравленного мяса.
Пия знает всех, кого видит в этих окнах. Ее соседи. Ее одноклассники. Ее друзья. Рассажены вокруг стола, как куклы. Застыли на месте. Убили себя в служении Господу.
«Как диорамы, — думает Пия. — Как проекты, которые мы делали в школе».
Она замедляет шаг снова, чтобы Роберт мог ее догнать, и ободряюще кладет руку на его потную спину. Он нервно ей усмехается, и они продолжают идти, теперь уже бок о бок. С Робертом вышло странно. В школе Пия едва его замечала. Но теперь она чувствует за него ответственность, чувствует бремя. Она должна позаботиться, чтобы с ним все было в порядке. Кажется, Роберт потрясен: он так бледен. Он молчит, и лицо у него напряженное.
— Я тебя не виню, — говорит она внезапно и берет его за руку.
Его глаза удивленно расширились, и она пожимает его ладонь. Они остановились у поворота. За углом будет квартира Пии — и ее мертвые родители.
— Ты был прав, — говорит она ему. — Мы поступили правильно.
— Да… — говорит он, но смотрит не на нее, а в пол. — Я знаю.
Но он не знает. Он ей не верит, и она это видит. Он, наверное, винит себя. Гадает, что они будут делать, как будут дальше жить. Как будет продолжаться мир.
«Вместе мы справимся», — думает Пия.
Она довольна собой, довольна зрелостью и правильностью этой мысли.
Справятся. Они справятся вместе, потому что у них не будет выбора.
— Пойдем, — говорит она и берет Роберта за руку.
Они заворачивают за угол.
Эта сцена такая же, как и все остальные: мать и отец Пии сидят друг против друга за кухонным столом, молча и неподвижно, и глаза у них, как у кукол. Третий стул — Пиин — пустой. В центре стола стоит блюдо с мясом, и от него очень мало что осталось. Это ядовитое мясо. Электрический нож лежит возле неподвижных пальцев отца. «Интересно, нож еще работает?» — задается Пия праздным вопросом. Или батарейка села? И тоже мертва.
Только теперь, глядя в пустые глаза матери, Пия чувствует укол горя. Короткий наплыв печали. Ждали ли они, что она вернется? Или думали, что кто-нибудь ее обнаружит? Что кто-то из Центра в последнюю минуту узнал о тайне ее семьи: глухоту их дочери к воле
Мама, конечно, была бы в отчаянии: весь мир ожидало веселье и вечная гармония, весь мир, кроме Пии. Наверное, мама протестовала. Если мама и вправду считала, что они направляются в рай, она не захотела бы идти туда без дочери.
И все-таки — вот она. Ее тонкие руки упали по бокам, как будто она устала.
Вот она. Она съела. И она умерла.
Пия качает головой из стороны в сторону. Неважно. Это не страшно.
— Все будет хорошо, — снова говорит она Роберту. — Так или иначе, но все будет хорошо.
Печаль снова ушла. На печаль просто нет времени. Нет времени. У Пии внезапно возникает ощущение миссии. Как будто у нее в голове голос и он говорит ей, что делать: «Отнесите их вниз. Отнесите их вниз».
Но это только «как будто». На самом деле никакой голос ничего ей не говорит.
Она не слышит ни шепота Бога, ни его эха. Даже сейчас в ее голове все еще тихо, а голос, который ясно говорит поверх тишины, — ее собственный. Спокойно и размеренно он объясняет, что надо сделать.
Пия всю свою жизнь ожидала, что Бог даст ей инструкции, но больше не ждет. Она не хочет, чтобы ею командовали. Она сама знает, что делать.
— За работу, Роберт, — говорит она.
Он вздрагивает, поднимает голову, отрываясь от созерцания ее мертвого отца и матери.
— За работу? — Он делает шаг назад от стола, спотыкается о ножку стула и чуть не падает. — Какую работу?
— Мы должны отнести их вниз, — спокойно говорит Пия. — Надо убрать тела.
— Те… — Он чешет в затылке, щурится на нее сквозь очки. Словно не расслышал. — Тела?
Она кивает.
— Мы вывезем их на окраину. Начнем с этих, но потом надо вывезти всех. Избавиться от них. Это займет много времени. Но так надо.
Роберт смотрит на нее изумленно, но она поворачивается обратно к своим родителям. Ее охватывает нетерпение. Вот оно. Это правильно. Это именно то, что необходимо исполнить. Мир должен снова начаться. Тела нужно убрать. Они привлекут животных. Личинки. Будут вонять и распространять болезни. У них будет много проблем, но эта — первая. С нею нужно расправиться сразу же.
— Ладно, — медленно и неуверенно говорит наконец Роберт. — Конечно.
Он поправляет очки на носу и закатывает рукава.
Они вместе спускаются в подвал дома и находят ручную тачку. С трудом вытаскивают окоченевшие тела из-за стола, загружают их в тачку и с трудом, осторожно, стаскивают вниз по лестнице, одного за другим. Внизу переваливают их в телегу, которую нашли на тротуаре на четвертом кольце. Пия говорит: «Еще», и они возвращаются, и берут пару соседей, а потом еще одну пару. Так что к тому времени как они отправляются на окраину — четыре часа спустя, — в телеге, привязанной к двум велосипедам, лежат шесть человек — шесть мертвых тел.