Царствие Хаоса
Шрифт:
Конь с диким ржанием пытается встать на дыбы. Из раны в животе вываливаются внутренности, вокруг которых сразу образуется жаркое красноватое облако. Всадник кубарем летит вниз. У скакуна подкашиваются ноги, и он с предсмертным воплем обрушивается на собственные потроха.
Драгун в легких доспехах проворно вскакивает на ноги, но в это мгновение я с размаху опускаю рукоятку кинжала на его макушку. Шлем на меховом подкладе сминает драгуну переносицу, и он откусывает себе кончик языка. Я без промедления перерезаю ему
Я приникаю к бездыханным телам. Мимо меня проносятся кони, слышатся гневные возгласы всадников. В стороне от меня Елена тоже что-то кричит. Ее тонкий голосок мелодично повторяет одно-единственное слово:
— Poshchady! Poshchady! Пощады!
— Говорят, ты мой сын. — Петр откусывает яблоко и громко жует, изучая меня большими умными глазами. Я замечаю, что одна губа у него искривлена в сторону… как у меня!
— Да, — отвечаю я с поклоном.
— Поведай мне, сын, — с легкой усмешкой в голосе говорит он. — Что есть pravda?
— Истина и честь.
— Ты клянешься быть мне верным?
— Клянусь.
— Встань и обнажи меч, — велит царь, приближаясь.
На нем нет ни нарядного одеяния, ни сверкающих доспехов. Простые рабочие брюки; каблуки сапог стучат по мраморному полу кабинета. Он медленно подходит ко мне и изучает мое лицо оценивающим взглядом механика, затем еще раз откусывает от яблока.
Я стою лицом к лицу с царем Российской империи. Мы примерно одного роста. Я извлекаю клинок из деревянных ножен и направляю острие в пол. Моя рука на рукоятке тверже камня.
— Он двигается, как человек, — улыбается царь.
Наклонившись, он срывает капюшон у меня с головы. Сыромятная кожа туго натянута на шестеренках и колесиках внутри моего черепа. На затылке поблескивают латунные кнопки — застежка для кожи.
— Зато выглядит совершенно иначе, — добавляет он.
— Он служит правде, — говорит Фаво. — Как ты повелел. Артефакт дает силу и разум, но в остальном он создан в точности по твоему заказу.
— Как тебя зовут, автомат? — спрашивает царь.
Вопрос не пробуждает у меня отклика.
— Ты волен называть меня как угодно.
— Непривычно, что ты моего роста, — бормочет он, продолжая жевать.
Царь касается пальцем моего лба.
— До чего же он уродлив.
— Прости, император. Все дело в моих ограниченных возможностях, — говорит Фаво. — Со временем его внешность можно будет улучшить. В уродстве этого существа повинны лишь мои старческие руки, а не оно само.
— Само? Ты называешь автомат «оно»?
— Называть его иначе кощунственно. Я создал не живого человека, а всего лишь куклу. Жалкое подобие Его творений.
Петр коротко и раскатисто
— Ты боишься Екатерины, старик, даже наедине со мной. Пожалуй, не напрасно. Она не верит в эту затею. Умерших не воротишь — так она считает. Дай ей волю, она уничтожит все твои артефакты.
Фьовани опускает голову.
— О нет, мой государь. Разумеется, я не смею перечить императрице… но артефакты бесценны. Я уже нашел вместилище для последнего из них. И нельзя забывать, что у врагов есть свои артефакты. Не удивлюсь, если прямо в эту минуту другие автоматы плетут против нас козни.
— Довольно, Фьовани, — говорит Петр. — Тебе нечего опасаться.
Царь оборачивается и резко толкает меня обеими руками. Догадавшись, что это испытание, я не поддаюсь. Мои ноги твердо стоят на полу, рука крепко держит шашку. Даже такому великану, как Петр, не под силу сдвинуть меня с места.
— Он сильнее меня. — Лицо государя потемнело от напряжения и отчасти от гнева. — Посмотрим, насколько он умен.
Петр отступает на несколько шагов и сцепляет руки за спиной.
— Боярин просит у меня пятьдесят драгунов из Преображенского полка для охраны своей усадьбы. Удовлетворю ли я его прошение, автомат?
— Нет, император.
— Отчего же?
— Солдаты Преображенского полка присягнули на верность отцу империи. Биться за человека низшего ранга для них бесчестье.
— А он неглуп!
Царь в последний раз откусывает яблоко и швыряет огрызок в дальний угол.
— Напади на меня, — говорит он.
Я не реагирую.
— Я твой император, автомат. Я отдаю приказ, а ты честью обязан его выполнить. Обнажи шашку и атакуй.
— Мой государь, — робко бормочет Фиовани. — Умоляю, учти, что этот автомат способен…
— Я жду! — торопит Петр.
Все мои члены изнывают от желания повиноваться. Отведя руку, я поднимаю клинок вверх. Но… обратить оружие против царя — значит навеки покрыть себя позором.
В голове пульсирует главное слово — Pravda.
— Ну же! — восклицает царь.
Мой взор затуманивается. Кончик сабли подрагивает. Я одновременно испытываю порыв покориться и ослушаться. Противоречие раздирает изнутри, до звона в ушах. Я не могу не исполнить приказ, но не могу и ударить. Я тону, мой рассудок пожирает сам себя.
Но решение приходит.
Я поднимаю шашку выше, направляя острие в царя. Затем поворачиваю сверкающий клинок так, чтобы острие уперлось в мой кафтан. Напрягаю плечи и обеими руками нажимаю…
— Стой! — Царь кладет мне руку на плечо.
Я молча возвращаю шашку в исходное положение.
— Добро пожаловать в Москву… Петр! — произносит царь, приобнимая меня за плечи. — Жаль, что ты не можешь выпить за знакомство.
— Но, мой государь, почему ты назвал его Петром? — тихо спрашивает Фаво.