Царство небесное
Шрифт:
Все это было на месте и как будто нарочно ожидало приезда короля. Из колодца взяли воду, бедуинам заплатили за верную службу, и дальше покатилась телега и обоз, и протопали конные стражи.
Аскалон, «Сирийская Невеста», серые стены, многократно разрушенные и вновь возведенные из одних и тех же камней, — гордое творение человеческих рук, наедине с равниной и морем, наедине с ветром и сарацинами.
Ворота крепости были закрыты.
Король беспокойно вертелся в своей телеге. Ему не хотелось представать перед Лузиньяном больной развалиной.
— Лошадь, — велел Болдуин услужающему брату Ренье.
На этот раз Ренье не стал возражать. Привели старую, смирную, приученную сострадать людям лошадь, водрузили на нее высокое седло и на руках вынесли из телеги короля. Брат Ренье усадил его и начал привязывать. Он умел это делать так, чтобы ремни оставались почти незаметны.
— Плащ, — сказал король сквозь зубы.
Принесли и плащ, окутали короля.
Ведя королевскую лошадь в поводу, несколько знатных рыцарей и граф Раймон приблизились к Аскалону.
Ворота оставались закрыты.
Граф Раймон сделал знак, и вперед выехал трубач. Мокрый воздух заполнил гнусавый голос трубы — голос, разрывающий в сердце жилы, которые удерживают в человеке душу и не позволяют ей сбежать, сделав из воина расслабленного труса.
Тогда на стены привели Ги де Лузиньяна, и рядом с ним стояла высокая женщина с длинными черными волосами.
— Здесь король, ваш господин! — прокричал глашатай. — Его величество король требует, чтобы вы, Ги де Лузиньян, открыли перед ним ворота! Он намерен войти в этот город и отобрать его у вас! Он намерен также забрать отсюда свою сестру Сибиллу, на которой вы женились благодаря обману и ловкой лести!
Ги де Лузиньян молчал. Ветер шевелил волосы Сибиллы. Она протянула руку и сжала пальцы своего мужа.
— Здесь ваш господин, его величество король! — снова завопил глашатай.
— Я не смею возражать королю! — крикнул Ги. — Но есть силы более могущественные, чем королевская власть! Господь Бог соединил меня и эту женщину, сестру короля, и никто, даже мой господин, не в силах отобрать ее!
— Король требует, чтобы вы вернулись в Иерусалим и предстали там перед судом курии всех баронов Иерусалимского Королевства! — провозгласил человек короля.
Болдуин неподвижно сидел на коне. Ги де Лузиньян узнал эту фигуру. Король пугал его. Пусть Болдуин молчал и скрывал лицо, от него исходила звериная, неукротимая ярость. Он все еще был силен и опасен.
— Я не могу прийти! — громко ответил Ги, морщась от боли — так сильно стискивала его пальцы Сибилла. — Я болен!
Это прозвучало почти как оскорбление, но король даже не вздрогнул.
— Боже, что я делаю!.. — тихо сказал Ги, обращаясь к Сибилле.
— Любимый, мой брат обезумел. Не отдавай меня, слышишь? — отозвалась она. — Никогда не отказывайся от нашей любви!
— Король спрашивает, здесь ли его сестра, Сибилла? — донеслось снизу.
— Я здесь! — неожиданно закричала Сибилла. — Я здесь, брат! Опомнитесь, мой господин!
После короткого молчания глашатай выкрикнул:
— Король, наш господин, ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ!
Голос у него сорвался, и он отчаянно закашлялся. Болдуин по-прежнему неподвижно сидел на лошади. Раймон посматривал то на него, то на тех двоих, что жались друг к другу на аскалонской стене — точно воробьи на крыше, подумалось Раймону, и он криво усмехнулся. Все эти дети были слабы. Самый сильный из них скоро сойдет в могилу.
— Брат! — снова закричала Сибилла. — Мы любим вас! Верьте нам!
— Король велит открыть ворота.
— Нет! — сказал Ги.
И, забрав Сибиллу, ушел со стены.
Более получаса стояла тревожная тишина. Лузиньян хмуро сидел в стороне, с трудом выдерживая на себе взгляды воинов аскалонского гарнизона и собственной стражи: никто из них не решился бы сражаться против людей короля. Поднять руку на помазанника Божьего, на Иерусалимского короля, на полководца, перед которым всегда отступали сарацины — как бы сильно ни был он болен, — на такое не решился бы ни один.
И сам Ги никогда не посмел бы отдать такой приказ. Сейчас он полностью предавался на добрую волю короля. Если Болдуин ударит в ворота тараном, Аскалон падет, не выпустив ни единой стрелы. И тогда король повесит Ги, с мечом на бедре и шпорами на пятках, как поступают с предателями знатного рода.
Наконец страшные минуты истекли, под стенами послышался шум, лошадиное ржание. Сибилла, не дожидаясь, пока муж соберется с силами, выбежала на стену. Ветер обрадованно подхватил ее волосы и одежду и рванул.
— Он уходит! — воскликнула женщина. — Боже, благодарю тебя, они уходят!
Король медленно ехал впереди своего небольшого отряда. Телега, как верная собачка, тянулась за ним следом, и на ее краю сидел, свесив ноги, брат Ренье.
Граф Раймон отходил от Аскалона последним. Несколько раз он останавливался и оборачивался, но затем скрылся за горизонтом и он.
В начале ноября 1183 года Саладин набросился на Крак и захватил предместье. Почти одновременно с Саладином на Крак навалился приказ Болдуина: немедленно обвенчать Изабеллу с Онфруа Торонским! Браку сему следует послужить препятствием для Сибиллы — которая не должна, не должна, никогда не должна посягать на Иерусалимский трон!
Онфруа вернулся из сражения и едва успел с помощью оруженосцев избавиться от шлема и латных перчаток, когда ему доставили королевский приказ.
Чумазый, исхлестанный дождем, страдающий от едкого пота, Онфруа едва понимал, о чем говорит ему гонец.
— Я прорвался сюда, рискуя получить стрелу в спину, — сообщил он с равнодушным видом.
Гонец почему-то сразу не понравился молодому барону. Серые глаза Онфруа упорно уходили от тусклого взгляда посланника.
— Кто тебя отправил?