Царство небесное
Шрифт:
— Нужно примириться с графом Раймоном, — без обиняков произнес Бальян.
— Дело только за графом, — тотчас отозвался Ги.
Бальян смотрел на него изучающе, как будто прикидывал, на что способен и на что не способен этот король. Потом уселся, не дожидаясь приглашения, запустил пальцы себе в волосы и задумался.
— Вы оскорбили его, — выговорил наконец Бальян.
Ги двинул бровями.
Бальян поднял тяжелую голову.
— Вы потребовали от него отчитаться за все те траты, что были произведены в годы его регентства!
— Конечно, — тотчас откликнулся Ги. — Ведь граф Раймон потратил
— Но ваш брат Эмерик заткнет за пояс даже покойного короля Амори, — сказал Бальян. — Боже, что мне делать с Лузиньянами? — Он задрал взгляд к потолку, но деревянные перекрытия и тяжелые каменные блоки безмолвствовали, вполне равнодушные к призывам этого барона.
— А почему вы должны что-то делать с Лузиньянами, мессир? — осведомился Ги.
Бальян вспыхнул.
— Потому что вы… ни на что не способны! Что это за история с Рено де Шатийоном? О ней все говорят! Все пересказывают его дерзости, которые он вам наговорил!
И, позабыв, что перед ним — его подданный, его вассал, а не просто грозный тесть его брата, Ги де Лузиньян заговорил, подавшись вперед и схватив Бальяна за руки, точно надеясь, что эти старые, исчерканные венами лапищи вытащат его из пропасти:
— Рено не слушает ни меня, ни вас, ни Раймона, ни своего пасынка Онфруа… Этот старик сидит, как коршун, в своем гнезде, на самой границе Королевства. Говорят, он не может удержаться при виде сарацин, кем бы они ни были. Я писал ему и умолял прекратить грабительские набеги, потому что мы заключили с Саладином мир на пять лет, но Рено, как мне передавали, просто посмеялся посланцу в лицо. Господь свидетель, так же он вел себя и при покойном государе!
— Покойный государь умел держать в узде Саладина. Против покойного государя никогда не осмелился бы выступить граф Раймон, — сурово сказал Бальян. Он чуть передвинулся, чтобы удобнее было сидеть, и перехватил руку короля за локоть. — Вы слабее его, мой сеньор! В конце концов, вы — всего лишь муж королевы, и не все, кто принес вам присягу, любят вас на самом деле.
— А вы? — спросил Ги.
— Что? — Бальян чуть отпрянул. Он не ожидал такой прямоты. — Что — я?
— Вы любите меня?
— Вы, мой господин, спрашиваете прямо, как Иисус… Да, я люблю вас! — сердито сказал Бальян. — Иначе не давал бы вам все эти советы.
— А в чем совет? — опять спросил Ги. — До сих пор вы лишь бранили меня, мой господин, как будто я женат не на королеве, а всего лишь на вашей дочери и дурно с нею обращаюсь.
Бальян чуть прикусил губу. Он выпустил руку короля, встал и начал расхаживать по комнатам. Ги следил за ним чуть настороженно, но без особой тревоги: Бальян — союзник, Бальян — слишком трезвомыслящий человек, чтобы затевать предательство.
Наконец сеньор Ибелин сдался.
— Хорошо! Я дам совет и помогу исполнить его. Расскажите, чем закончились ваши разговоры с Рено де Шатийоном.
— Вы ведь и без моих рассказов знаете, — сказал Ги. — Об этом судачат на каждом углу. Как ловко старик Рено посадил короля Гиона в лужу! Что, не так?
— Рассказывайте! — зарычал Бальян. — Я хочу услышать это от вас.
— Ладно. —
— Не все, — сказал Бальян.
Ги дернул углом рта.
— Что еще вы хотели слышать? Назвать вам имя посланца? Вызвать его сюда, чтобы он рассказал о своем чудесном свидании с бесноватым стариком? — Ги вздохнул. — Не попросить ли мессира де Ридфора, чтобы он подослал к Шатийону убийц?
Бальян ничуть не смутился.
— Для Королевства было бы значительно спокойнее, если бы мессир Рено умер, — согласился он. — Но он непревзойденный воин и в своем роде всегда прав. В его упрямой голове сидит единственная мысль: сарацин нужно бить, всегда и везде, и наносить им ущерб, елико возможно больший. Других мыслей в этой голове не водится.
— И мне пришлось отвечать Саладину, — закончил рассказ Ги, — что я не в силах осуществить правосудие, столь желанное для него и для меня. Правда, мне удалось изложить эту прискорбную мысль на изысканнейшем персидском языке, для чего во дворце изыскали сарацинского грамотея. Не знаю, достаточно ли утешило султана такое проявление куртуазности с моей стороны.
— Полагаю, Саладин в восторге от случившегося, — сказал Бальян. — Вы вполне могли не утруждать себя и сарацинского грамотея и отвечать ему на добром наречии Пуату: «Пошел к черту, проклятый турок!» Полагаю, смысл вашего ответа был именно таков.
— Нет, — сказал Ги. — Я действительно сожалею о нарушенном перемирии.
— Ну да, — сказал Бальян, — ну да.
Он помолчал немного, а затем резко повернулся к Ги:
— Требуется мир и согласие с Раймоном. Любой ценой. Отдайте ему Бейрут или другой город, какой он попросит, подкупите его — он жаден, — посулите ему какой-нибудь титул…
— Вы ведь хорошо знаете своего друга? — спросил король Ги.
— Поймите, государь, — Бальян назвал так Ги впервые, и короля даже окатило жаром от этого слова, — поймите: восемь лет он провел среди сарацин. Он не такой, как мы. Они изумили его, они научили его думать по-другому. Их мир, их язык, их обычаи обладают странной особенностью: они более заразительны для нас, чем проказа.
При последнем слове они встретились глазами, и на миг между этими столь различными людьми установилось полное взаимопонимание: как будто Прокаженный король соединил их, взяв обоих за руки.
Затем Бальян сердито тряхнул головой, отгоняя призрак.
— Я хорошо знаю моего друга, — повторил он. — И вам, мой господин, надлежит помириться с ним. И, что еще важнее, надлежит примирить с ним мессира де Ридфора, коль скоро этот отвратительный голландец теперь великий магистр…
— Почему вы считаете его отвратительным? — удивился Ги.