Царство страха

Томпсон Хантер С.

Но, конечно, между старым Винсентом и современны­ми супербайками существует огромная разница. Если да­же совсем немного проехать на «Блэк Шэдоу» на максимальной скорости, вы обязательно погибнете. Вот почему в живых осталось так мало членов «Общества Винсент Блэк Шэдоу». «Винсент» - это пуля, которая летит прямо в цель. «Дукати» - это магическая пуля в Далласе, которая одновременно попала и в Джона Ф. Кеннеди, и в губернатора Техаса.

Такого не бывает. Но ведь не бывает и таких потрясных прыжков через рельсы, каковой удался мне на 900SP. Было что: мотоцикл элегантно, с лёгкостью, с грацией убегающей кошки, перенес меня по воздуху через рельсы. Посадка оказалась настолько лёгкой, что я подумал: «Черт, надо было еще немного

пролететь».

Может быть, так и мыслят современные мачо Кофей­ных Гонок. Мой байк едет настолько быстрее твоего, но ты можешь попробовать на нем прокатиться, ты, маленький хромой придурок. Ну что, обосрался? Или всё-таки прокатишься на этой БЕЗДОННОЙ КЛАДЕЗИ ОБОРОТОВ?

Таково отношение современных фриков супербайков, и я - один из них. В иные дни нет ничего лучше мотоциклов, от них получаешь больше удовольствия, чем от чего-либо ещё, что можно делать, не снимая штанов. «Винсент» убивает мо­тоциклиста гораздо быстрее современного мотоцикла. Иди­от не смог бы прокатиться на «Винсент Блэк Шэдоу» боль­ше, чем один раз, а вот на «Дукати 900» идиот может ездить много раз и ничего не произойдет - просто испытает острые ощущения. Вот в чем заключается Проклятье Скорости, ко­торое преследует меня всю жизнь. На моём надгробии высе­кут: СКОРОСТИ ВСЕГДА БЫЛО ДЛЯ МЕНЯ НЕДО­СТАТОЧНО.

Лев и Кадиллак

Страх? Знать не знаю никакого страха. Бывают моменты замешательства, но и только. Некоторые из них запоминаются надолго, а иные - так и навсегда.

Один из таких стремных эпизодов приключился, когда я ехал на замызганном Кадиллаке от Коуст Хайвея к Биг Суру, а огромный горный лев сиганул в машину прямо на ходу.

Я ненадолго остановился тогда, чтобы сжечь газеты, скопившиеся на заднем сиденье, и тут огромный котяра спрыгнул со скалы, приземлившись на гравий в шаге от меня. Я как раз заливал костерок пивом из банки, перегнувшись через сиденье, когда это произошло.

Уже вечерело, и я был тогда один. Когда зверюга приземлилась на землю, я полностью обалдел. Лев, кажется, тоже. Мгновенно прыгнув на водительское сиденье, я двинулся вперед на первой передаче, надеясь так уйти от верной смерти или, как минимум, тяжелого увечья.

Кошак попытался закогтить меня сразу же, но промахнулся на мгновенье - машина уже ехала. Но еще секундой позже, перейдя на вторую передачу, я услышал ужасающее рычание прямо за собой, и понял, что лев бросился в погоню и почти достал меня... (Вот тогда я действительно был Напуган...) Помню, тогда я еще подумал, что теперь от страха впору и сдвинуться, как тут лев влетел сквозь открытое окно как бомба, прямо на пассажирское сиденье.

Он задел приборную доску, и каким-то образом умудрился включить радио на полную громкость. Затем его зубы впились мне в руку и ногу. Так что не удивляйтесь, что я вздрагиваю всякий раз, когда слышу песню Чака Берри.

Как сейчас помню запах зверя. Слышу, как ору, пытаясь не потерять управление. Вижу кровь, залившую сиденье. Музыка оглушала, а лев продолжал рычать и вцепляться в меня. Затем он перемахнул на заднее сиденье, прямо в кипу все еще горевших газет. Я услышал вой от боли и увидел, как кошак пытается протиснуться сквозь заднее окно.

Мы продолжали ехать со скоростью 50 км/ч, как вдруг я заметил внушительных размеров молоток, вывалившийся из бардачка.

Я немедленно схватил его правой рукой и, не выпуская руля левой, врезал со всей мочи прямо ему по башке.

Шмяк! Я почувствовал, как он вошел во что-то мягкое, типа коробки с яйцами. Затем наступила тишина. С заднего сиденья не доносилось ни движения, ни звука. Ничего.

Я нажал на тормоза и остановился. Моя рука все еще сжимала молоток, когда я увидел, что там вышло: я засадил тварюге молотком прямо

в лоб, раскроил череп и расплескал мозги. Он беспомощно валялся на заднем сиденье, заливая все своей кровью.

Замешательство как рукой сняло.

Гирлингс и сын министра обороны

Ночью на авениде Копакабана всегда полно народа, поч­ти как в Майами-Бич. Вообще, внешне Копакабана напоми­нает Майами, но в силу духовной недоразвитости последней атмосфера там, конечно, на порядок круче.

Копакабана - это пляжный центр Рио-де-Жанейро, тог­дашней столицы Бразилии, где я жил как раз в то время, ког­да разразился ужасный «кубинский кризис» 1962 года. Это было время, когда американцы по всему миру, будь то в Вар­шаве, Гонконге или Триполи, поняли, что мир вокруг них стоит на пороге чудовищных событий и что еще до конца не­дели все страны к северу от Экватора будут стерты с лица земли атомными бомбами. Вот так! Супердержавы наверня­ка нажмут эту долбанную «кнопку» в знаменитом ядерном чемоданчике, когда оба вражеских флота столкнулись бы около двух по полудни где-то к западу от Бермудских остро­вов по пути к Кубе. Это столкновение и означало бы конец света, как мы его понимаем. И никто не сомневался - это вполне реальный вариант развития событий.

Простите, если мое маленькое заграничное приключение покажется вам неправдоподобным или чересчур сентимен­тальным. Для того времени оно было совершенно заурядно. Я находился в краях, где насилие считалось порядком ве­щей. Я провел целый год в очень неспокойном регионе, в ос­новном в странах, расположенных вдоль гряды южно-амери­канских Кордильер. Я работал в совершенно чуждых мне странах от Панамского канала до пустынных и холодных ар­гентинских пампасов, в странах, парализованных кровавы­ми революциями и контрреволюциями, которыми пестрели новостные ленты. Южная Америка в начале 60-ых годов бы­ла местом, где погибнуть было проще, чем купить булочки к завтраку. И это место казалось еще сравнительно безопас­ным - во всяком случае, никто не собирался сбрасывать сю­да атомные бомбы.

В то время Рио-де-Жанейро служил мне центром Все­ленной. Жизнь в Рио протекала на редкость приятно, при всех сложившихся обстоятельствах. Если бы остальной Мир вылетел бы таки в тартарары, Рио стал бы вовсе идеальным местом для бытия, во всяком случае, я бы точно там завис.

* * *

Гирлингс был 33-летним красавцем-голландцем с тело­сложением монстроузного культуриста, которым он стал совсем не глотая анаболиков. Из-под рукавов дешевых маек этого агрессивного грубияна с характером росомахи всегда топорщились устрашающие бицепсы, а мозг его постоянно находился в состоянии нездорового возбуждения. Он изобрел метод полной покраски стеклянных стен размером с хороший бассейн.

Гирлингс бежал из Голландии, потому что находился в розыске за убийство - он кокнул каких-то фашиков из коль­та 45-го калибра, который украл у убитого американца. Гирлингс вырос во время Второй Мировой войны в оккупированной Голландии и ненавидел немцев, как своих кровников. Каждую ночь он выходил на охоту на «фрицев», чтобы за­дать им хорошей трепки.

Однажды ночью мы наткнулись на стильно одетых молодых людей, мучающих собаку. Они крепко ее держали и пытались оторвать ей ноги. Бедный пёс жалобно визжал. Мы как раз вышли из ночного клуба и увидели этих гадких подонков, пытавшихся прикончить несчастного пса посреди ярко освещенной улицы, в каких-нибудь двухстах метрах от шумной и широкой авениды Копакабана. И тут мы кинулись на них на дикой скорости, улюлюкая в полную глотку. По­мню, как я сказал: «Ну-ка, давай разберёмся с этими ублюдками». Гирлингс моментально среагировал - такова ментальность профессионального киллера, прямо как у Оскара.