Цеховик. Книга 2. Движение к цели
Шрифт:
На этом мы расстаёмся. Я иду домой и беру одну коробку сапог для Наташки. Надо успеть расформировать весь этот домашний склад до прихода родителей.
— Наташ, у тебя когда дээр? — спрашиваю я, входя к ней в квартиру.
— Чего? — удивляется она.
— День рождения когда?
— Ты серьёзно? — делает она обиженное лицо. — Не помнишь?
— Тут помню, тут не помню, — отвечаю я словами фальшивого Доцента из «Джентльменов удачи». — Ты специально подчёркиваешь мою ущербность?
— Ой, прости.
— Ты дева что ли?
— Какая ещё дева? — немного розовеет она.
— По гороскопу дева?
— А, ну да…
— А что я тебе подарил в последний раз?
— Бюст Ленина, — отвечает она чуть запнувшись. — И конфеты.
— Чего? — я начинаю смеяться. — Бюст Ленина? Вот я дурачок. Это наверное шутки ради было?
Она тоже улыбается.
— Такими вещами не шутят, — говорит она назидательно.
— Понятно всё со мной. В общем держи, наконец-то твой настоящий подарок пришёл.
— Ты чего, какой подарок? Откуда пришёл?
— Будем считать, посылка с «Али-экспресс» задержалась.
— Иногда, — говорит она, — я вообще не понимаю, что ты говоришь.
— Неважно, — машу я рукой. Примерь.
Я протягиваю ей белую плоскую коробку и её глаза становятся огромными от удивления.
— Это что? — спрашивает она.
— Ну смотри сама, — улыбаюсь я.
— Это мне? Ты с ума сошёл? Немецкие? Нет… Мне отец не разрешит их взять.
— Уже разрешил. Так что не переживай.
— Где ты их взял? — шепчет она. — Какие красивые… На манке…
В голяшке сапоги оказываются немного свободными, но радости и восхищению Рыбкиной нет предела. Она неловко меня обнимает и чмокает в щёку. Эх, Наташка-Наташка…
— Пойдём, я тебя чаем с вареньем напою, — говорит она и тянет меня за руку.
— Японцы говорят, что мужчина, который любит сладкое, подобен женщине.
— Чепуха какая, — смеётся она. — Чушь. Ешь смело, если тебе нравится. Мы же не японцы.
А мне не слишком-то и нравится, если честно. От сладкого тошнить начинает.
— Не могу, Наташ, — отнекиваюсь я. — Мне идти надо. Я с Платонычем встретиться договорился.
— Опять со своим Юрием Платоновичем. Ты к нему, как на свидания бегаешь.
— Он меня в шахматы играть учит. Мне для головы полезно.
— Ну ладно, — вздыхает она. — Если полезно, иди, а то тут помню, тут не помню.
Я ухожу, но иду не к Платонычу. Я захожу домой, беру коробку и другую мелочёвку и несу Лидке.
— Привет, была сегодня на работе?
— Нет, — машет она головой. — Сказала, заболела. Надо будет справку делать. Никого нет в больнице?
— Поискать-то можно. Да только зачем? Ты в травме почему не взяла?
— Ну ты что, не сечёшь? Чтобы все знали, что у меня побои?
— Пусть этот козёл сам решает.
— Ну естественно звонил. Я приехала утром, боялась домой зайти, вдруг он здесь ещё. Но нет, к моему приезду уже уехал. Я закрылась на все замки и сидела тряслась. Он примчался. Видать увидел, что пистолета нет. Я не открыла. Орал, матерился на весь подъезд. Потом свалил. Через пять минут позвонил из автомата. Орал опять, что убьёт, уничтожит, ну и всё такое. Где мой пистолет? Я тебя посажу! Ты шлюха! Ты проститутка и б*дь! В общем в таком духе всё. Я сказала, чтобы он у тебя спросил. Он чуть не взорвался, но звонить перестал. Так думаю, на тебя переключился. Но ты сам сказал, чтобы я на тебя валила.
— Да, сказал. Всё правильно. Не переживай. Всё, я с ним порешал. Будет как шёлковый теперь. Можешь смело смотреть ему в глаза. Если он опять орать начнёт, сразу мне звони. Поняла? Ну-ка покажи свой фингал.
Я беру её голову в руки. Да, выглядит так себе, хотя могло быть и хуже, причём значительно хуже.
— Да он всегда орёт, — говорит Лида и отводит мои руки.
Ей неприятно, что я осматриваю её, как доктор, как знаток, выбирающий лошадь.
— Теперь, Лидия, — говорю я, — ответь на вопрос. Ты чего хочешь?
— В смысле? — хмурится она.
— От жизни чего ожидаешь, званий и должностей или денег и драйва?
— Какого ещё драйва? — не понимает она.
— Ну типа, жить хочешь по кайфу или по уставу? Если служишь по уставу, завоюешь честь и славу.
— Давай по кайфу, но чтобы и с уставом не конфликтовать.
— Хитрая ты девка, — киваю я. — Мне такая и нужна. С этой минуты поступаешь в моё распоряжение. Поняла? Теперь я твой начальник и отец родной, а Баранов чистая формальность.
Она усмехается:
— Хороший ты парень, Егор. Нескучно с тобой.
— Да тебе и без меня весело. С таким-то начальником непосредственным.
— И в постельных делах ты не по возрасту развит, — продолжает она, будто не слыша моих слов. — Да вот только жизни не знаешь.
— Это ничего, узнаю ещё. На вот держи, принёс тебе кое-что.
Я отдаю ей сапоги.
— Это чего?
— Будешь ты первой модницей в моём отряде.
— В каком ещё отряде? — спрашивает она, полностью переключая внимание на мой подарок.
— Отряд девственниц-самоубийц.
— Значит, я тебе не подхожу, — отвечает она как бы между делом, вытаскивая картонные вставки из голенищ. — Это мне что ли?
— Тебе, голубка моя, тебе. Обувайся.
Она повинуется.
— Кажется, жизнь по кайфу начинается, — хмыкает Лида. — А как ты размер-то узнал?
— Да мне одного взгляда на ножку твою достаточно было, чтобы понять, — привираю я, утаивая, что посмотрел вчера размер на подошве её сапог, разбросанных по прихожей.
— Казанова…