Цеховик. Книга 6. Кремлёвские звёзды
Шрифт:
Каратист чуть открывает глаза и издаёт печальный стон.
– Ты кто такой? – спрашивает его Паша.
– Туман велел передать, что теперь тебе капец, – глухо шепчет он.
– Туман? – удивляюсь я. – Капец? Серьёзно? А почему он Кота в сапогах не прислал или, я не знаю, гигробота? И что, только сообщение передал? Больше ничего? А зачем ты тогда это шоу устроил, болезный? Ты кто такой?
Но болезный отключается. Зато на другом конце дома вспыхивают ярко-синие огни дискотек. Кто-то из бдительных соседей успел набрать 02. Ладно, сейчас нам незачем вступать в объяснения с блюстителями порядка.
Мы снова садимся в машину и отъезжаем. Останавливаемся у телефонной будки и я звоню Цвету.
– Привет, надо поговорить.
– Срочно что ли?
– А ты что, спишь уже? Я могу через полчаса заехать.
– Заехать? – хмыкает он. – Ну давай, раз можешь, заедь
– Ну, жди тогда.
Я приезжаю в его дом на краю земли. Ребята остаются в машине, а я захожу в калитку. Он провожает меня на веранду и сам наливает чай. Ну надо же.
– Пряники свежие, налетай, – показывает он на миску на столе. – Что за спешка-то, чего там у тебя приключилось такое?
Я рассказываю о поджидавшем в подъезде каратисте, о том чем закончилась схватка и о последних словах ниндзи.
– Куда ж он босой против шашки? – ржёт Цвет. – Ясно всё с тобой. Взял значит охрану себе?
– Послушал твоего мудрого совета.
– Молодец, что послушал. Только я тебе скажу, этот клоун нихера не от Тумана.
– Уверен?
– Сто процентов, Бро. Это вообще стыд какой-то. Какой на*уй каратист? Ты гонишь. Туман всем этим цирком заниматься не будет. И его человек ничего не будет передавать и в подъезде ждать не станет. Он подойдёт в толпе и воткнёт заточку или шмальнёт там, где ты ждать не будешь. А то, что этот фраерок заявил, что типа от Тумана, стрёмно. Значит уже чешут языками, что за Киргиза Туман тебя валить собирается. Смекаешь?
– А кто тогда послал этого придурка?
– Ну, это ты сам разузнай. Так-то у тебя вроде и врагов нет совсем, даже и подумать не на кого, правда?
Цвет опять ржёт, но, просмеявшись, делается серьёзным.
– Туман по-другому действует, – говорит он.
Я понял, да, спасибо. Но кто этого Брюса Ли прислал? Надо как-то выяснить. Через Гену что ли попытаться? Хм…
– На меня красноярская братва вдруг давить начала, – говорит Цвет. – Вроде мы с ними перетёрли всё, обговорили и точку поставили, а они опять вопросы задают. И, главное, типа вообще намекают, что мол дрын вам, а не казино, в бутылку лезут. Сечёшь? Вот как Туман действует, а не каратистов присылает.
– То есть он хочет тебя вынудить сдать меня? Понятно. Ну, и что ты думаешь делать?
– Во-первых, поеду с ним побазарю. Он меня приглашает на свиданку к себе. Это недалеко от Красноярска. Послушаю, что он скажет, попробую объяснить ситуацию, разрулить как-то. В общем, впрягусь за тебя.
Может, и впряжётся, да только гарантии нет. Надо быть втройне аккуратней…
Утром я бегу к Гене, но его не оказывается дома. Умёлся уже сутра пораньше. Дверь мне открывает Наташка. Растрёпанная, босая, в короткой сбившейся ночнушке. Да что же это такое! Как говорится, да ну её нахрен, эту рыбалку! Все мысли о Гене сразу исчезают и превращаются в мысли о его дочери.
Она стоит и растерянно улыбается.
– Ой, Наташ, прости, что разбудил, я с тятей твоим хотел поговорить.
– Не страшно, – говорит она с улыбкой, и я делаю к ней шаг.
Делаю шаг и обнимаю, целую в шею, вдыхаю её запах. Тёплая со сна, ещё пребывающая в сладких грёзах, сама сладкая. От моего поцелуя она покрывается мурашками, и по её телу пробегает короткий электрический импульс.
– Что ты делаешь… – шепчет она, и я понимаю, что это значит. Это значит, продолжай, не вздумай останавливаться.
– Хочешь кофе? – тихо и хрипло спрашивает она, всё-таки пытаясь прекратить это дело.
Какой кофе, мы оба знаем, чего я хочу. Но не так, конечно же, не так это должно быть в первый раз… В общем, я соглашаюсь на кофе, а потом убегаю. А она идёт досыпать или думать обо мне, не знаю.
Когда я выхожу из подъезда, машина уже стоит. Я говорю ребятам, куда подъехать, а сам иду пешком на работу к дяде Гене. Пройти через двор быстрее, чем объезжать через полгорода.
На крылечке у опорного пункта стоят Рыбкин и Хаблюк. Он приехал покурить и поболтать с Геной. Я так понимаю, он каждый раз заезжает, когда случай выпадает.
– А, Брагин, – окидывает он меня строгим взглядом истинного блюстителя порядка.
– Здравия желаю, господа полицмейстеры, – приветствую их я.
– Господа в Париже, – хмыкает Хаблюк, вздёргивая нос. – Слыхал? У твоего дома вчера каратисты махались?
– Да ну? – удивляюсь я.
– Вот тебе и «да ну», – выразительно кивает он головой. – Живёшь и не знаешь. Вышел бы и разогнал, медалист мля, как ты умеешь. А то нам делать больше нечего, как убиенных по дворам собирать.
– А его что, грохнули что ли? – неприятно удивляюсь я.
– Не наглухо, но репу пробили палками на верёвке.
– Так он где сейчас, в больнице?
– В больнице, – отвечает Хаблюк с видом человека, который единственный во всём мире знает правду. – В трёшке.
Глаза у него чуть на выкате, красные, а сам он немного раздражённый.
– Так ты что, Михайло, в ночь дежурил и сегодня опять на службе? – сочувственно спрашиваю я.
Он некоторое время молчит, глядя на меня в упор, должно быть, соображая, возбуждаться или нет на моё панибратское обращение. Наконец, судя по всему, решает, что я в достаточной степени свой, поэтому проглатывает моё «ты». Тем не менее, отвечает свысока:
– Машину сдавать еду. А потом домой, пожру и спать упаду.
– Понятно, – киваю я. – И кто он такой, правда каратист?
– Да, леший его разберёт, правда или не правда. Допросют товарищи, вот тогда и узнаем, кто такой. Ладно, Аркадьич, поскакал я.
Гена не принимает участия в разговоре, перелистывая бумаги в картонной папке.
– Чего тебе, Егорка? – спрашивает он, когда Хаблюк уходит. – Опять на ужин звать будешь?
– Пока не буду, – улыбаюсь я.
– А чего так? Плохо себя вёл что ли? Недостойно?