Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
Здесь была какая-то совсем уж умиротворяющая тишина… Как в довоенном лесу, куда Мила так любила иногда выезжать из большого города…
Где-то в кронах раскидистых деревьев, пощелкивали, попискивали небольшие пичуги, продолжая, невзирая ни на что, делать свое дело, которое велел делать им инстинкт… Жизнь продолжалась!.. А один раз Мила даже успела заметить наметанным глазом снайпера, как от одной сосны к другой, по земле перебежала серая белка, распушив свой хвост…
«…Все правильно! Именно так и должно быть! Маскировка и с земли,
– Оценивала она окружающее опытным глазом боевого офицера.
– Чтобы никто даже и предположить не смог, кто здесь служит и что здесь делается! Все правильно!..»
На КПП у «дежурного» она узнала, где находится штаб этой такой необычной воинской части, и теперь довольно уверенно, благо ориентироваться она умела хорошо, продвигалась к нему в этом хитросплетении «парковых» аллей, и была уже почти у цели, потому что уже видела за деревьями плац, когда…
Путь Людмиле пересек разномастный, пестрый строй совсем еще юных девушек, будущих курсанток «Школы»… Они еще были в своих домашних платьях, не переодеты в военную форму, и не переобутые в тяжелые армейские «кирзачи», а у некоторых…
Мила только усмехнулась и подумала:
«…Бог ты мой! Совсем соплюшки еще!.. Почти дети!..»
И у нее, словно кто-то невидимый сдавил большой ладонью, сжалось в груди сердце от увиденной, такой знакомой из прошлого, и уже такой давно забытой за войну, картины - у некоторых девчонок в косичках были заплетены трогательные, детские бантики…
Девушки старательно пытались шагать в ногу, и неуклюже шлепали своими тапочками и сандалетами по щербатому асфальту…
Мила посмотрела в конец строя, пытаясь увидеть командира этого незадачливого войска…
Сурового вида девушка-сержант, коротко, по-мальчишески стриженная, и почти ровесница по возрасту будущим курсанткам, тщетно пыталась придать этому «войску» некое подобие воинского подразделения. Она, одетая в мужские гимнастерку и брюки-галифе, заправленные в кирзовые сапоги, и с двумя «треугольничками» сержанта в петлицах, командовала, по ходу движения, неожиданно низким и резким голосом:
– Р-раз! Р-раз! Р-раз, два, три-и!.. Р-раз! Р-раз! Р-раз, два, три-и!.. Тверже шаг!!! Тянуть носок! Не шлепать по асфальту, как старухи!
Проходя мимо Людмилы, она заинтересованно и уважительно бросила короткий взгляд на ее ордена на груди, одернула, и без того безупречно заправленную под ремень, гимнастерку, и, молодцевато, и даже с некоторым шиком, резко вскинула ладонь к пилотке, по-уставному отдавая честь.
Мила ответила таким же уставным приветствием, а девушка-сержант уже продолжала командовать своему «войску» дальше:
– Ир-раз! Ир-раз! Ир-раз, два, три-и! Ир-раз! Ир-раз! Ир-раз, два, три-и! Выше ногу! Здесь беременных нет! Два, три-и!..
Строй ушел дальше по аллее, а Мила только сдержанно улыбнулась той напускной суровости сержанта, провела его взглядом и проговорила тихо:
– Ну, что, лейтенант… Чай не Боги горшки обжигают… Сама такой же была… Что ж… Учить, так учить…
Февраль 1942 г. Сибирь…
…- Тс-с-с!
– Девушка обернулась, грозно зыркнула на паренька лет четырнадцати, шедшего позади нее, приставила палец к губам, и шикнула, зло сверкнув глазами.
– Тс-с-с!!!
Эта пара, пробиравшаяся по, хрустевшему от двадцатиградусного мороза, снегу, была довольно живописной…
Худенький, завернутый в большой, совершенно не по росту и перетянутый на поясе куском пеньковой веревки, овечий тулуп, паренек, раз за разом шмыгал носом. И раз за разом поправлял на голове, постоянно сбивавшийся на глаза, большой пушистый волчий малахай. На широких, чтобы не проваливаться в рыхлый снег, самодельных, подбитых снизу для лучшего скольжения мехом, лыжах он стоял довольно уверенно, хотя со стороны было видно, что ходит он на них не с самого детства, а вот карабин… Охотничий карабин-«винтарь» выглядел в его руках странно и даже как-то нелепо…
А вот девушка…
Со стороны, что называется «издалека», было видно, что оружие в ее руках ничуть не менее привычный предмет, чем, скажем, ложка…
Лет, примерно, около двадцати от роду, крепкая, ширококостная, вся ее ладная фигура буквально излучала природную силу и ловкость, как у молодой уссурийской тигрицы, и внушала уверенность в том, что случись «что», она обязательно сумеет помочь… В общем, из тех русских женщин, о которых написано классиком: «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»!..
Она была одета в короткий, до середины бедер, овечий тулупчик, перепоясанный широким кожаным ремнем, на котором с одной стороны в ножнах висел, довольно внушительных размеров, самодельный охотничий нож с костяной рукояткой, а с другой был заткнут топор. Мужские ватные штаны были заткнуты в добротные валенки, уверенно стоявшие на широких самодельных лыжах. На голове девушки небыло шапки - ее голову покрывал белый вязанный пуховый платок, концы которого были обернуты вокруг шеи и завязаны узелком сзади. За плечами девушки висел, чем-то довольно туго набитый, вещмешок-«сидор» - тайга есть тайга, и в ней все может пригодиться…
А вот в руках…
В руках девушки был самый настоящий пятизарядный кавалерийский карабин армейского образца! И держала его девушка не так, как паренек!..
Приклад оружия был приставлен к плечу, руки девушки там, где и положены - одна удерживала цевье, а указательный палец второй был готов в любой момент нажать на спусковой крючок…
Да и вся фигура девушки…
Она стояла, чуть наклонившись вперед, и уже прицеливалась, правда еще не знала куда, потому что очень медленно вела стволом карабина слева направо… Очень медленно и плавно…