Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
Знойные дни под Одессой, бесчисленные атаки, которые отбивали «чапаевцы», ночные бои, тяжелые утраты многому научили вчерашнюю студентку Люду Сизову…
Ничто не давалось на войне легко, и каждый день, а иногда даже час приносил новые испытания…
Ее «взводный», лейтенант Ковтун был требовательным и строгим командиром, но… Мила была единственной девушкой в его подразделении, и он всячески, когда случалась такая возможность, пытался оберечь Люду, понимая, как трудно молодой женщине на фронте… Но она, упрямая максималистка всегда резко
Да и воинская дружба, которой она уже успела научиться, ее ко многому обязывала…
А потом настал тот день, который запомнился Миле навсегда… …В тот день лейтенант Ковтун зашел в блиндаж, где Люда отдыхала после недавнего тяжелого боя, и сказал ровным голосом, как о само собой разумеющемся:
– Сегодня мы выйдем на позиции, и взводом будем прикрывать отход полка, а ты, сержант, уйдешь вместе с полком на новый рубеж…
– Как уйду?
– Люда вскочила с топчана, на котором сидела и воинственно выпятила грудь.
– Я буду прикрывать полк вместе со своим взводом, товарищ лейтенант!
– Это приказ, сержант!
– Ответил он, и устало посмотрел в глаза девушки.
– Это очень опасно, Люда… Полк, по приказу комдива, отходит на новые позиции… Нам, моему взводу, приказано прикрыть его отход… Но… Немцы обязательно попытаются «сесть на плечи» полка и прорвать оборону… А мы… Мы должны не дать этого сделать… Это почти невозможно - нас очень мало. Но есть приказ комдива Петрова продержаться двое суток, и ни часом меньше… С нами идет комиссар полка, потому что… Мы идем на смерть, Мила… Ради наших товарищей… И поэтому в этот бой ты не пойдешь! Ты должна жить!
– Пойду, товарищ лейтенант!
– Сказала Мила решительно, и выбежала из блиндажа.
– Обязательно пойду!
Ей помог тогда комиссар полка, которого сержант Сизова убедила в том, что не может оставить свой взвод в таком тяжелом задании, когда каждый меткий ствол и верный глаз может быть на счету, и Ковтун согласился оставить Люду в прикрытии… …Немцы атаковали позиции полка двумя батальонами, но безуспешно - горсточка снайперов продержалась тогда в своих окопчиках весь долгий летний день, и положила перед опустевшими полковыми траншеями не один десяток фрицев…
А когда, наконец-то, наступила ночь, они тут же, в окопах, похоронили своих погибших товарищей…
Ранним утром следующего дня лейтенант Ковтун приказал бойцам своего снайперского взвода нацепить пилотки на саперные лопатки и воткнуть их около себя:
– Пусть маячат, нам будет легче, а немцам больше хлопот… …От жары трескались и кровоточили губы… Хотелось пить так, что кроме этой жуткой жажды Мила уже не могла думать почти ни о чем… Глаза разъедала мелкая едкая пыль и они слезились и болели так, словно в них сыпанули горсть перца…
Но надо было держаться! Еще весь день…
Против взвода Ковтуна немцы бросили тогда свой снайперский взвод… Видимо, решили управиться с советскими стрелками по-быстрому, но…
Та, массовая снайперская дуэль тянулась несколько часов!
Взвод Ковтуна потерял больше половины своих бойцов… Но и ряды немецкого взвода снайперов очень сильно поредели!.. Мила за тот день «записала на свой счет» четверых немецких стрелков!..
И немцы поняли, наконец-то, что «управиться по-быстрому» здесь у них не получится…
И наступила тягостная пауза… Над полем боя на несколько часов повисла такая кладбищенская тишина, что аж в ушах звенело!
А потом стемнело, на степь упала летняя ночь…
И пришло время, уходить…
Снайперы лейтенанта Ковтуна совершили совершенно невозможное, задержав здесь наступление немцев на целых двое суток!.. Теперь нужно было уходить им самим… …Над окопчиком Люды показалась голова лейтенанта.
Его синие глаза в сумерках казались черными:
– Слушай, Люда, твоя винтовка шалит, я по звуку слышу… Засорилась что ли… - И он протянул ей свою проверенную «мосинку».
– Вот! Бери мою, заслужила… А я к пулемету пойду… Будете отходить - я прикрою!..
– Я не уйду от тебя, Василь!
– Вскинулась Мила.
– Нельзя так! Все вместе уйдем!
И Ковтун только улыбнулся грустно:
– Я приказываю, сержант… Не получится у нас всем вместе, Мила, не получится… Не дадут они нам, гады, этого сделать… Не отпустят просто так… Поэтому я и остаюсь… …Не успели снайперы отойти от траншей и нескольких метров, оставляя там, за своей спиной молчаливый пока пулемет, как…
Заработали немецкие минометы… Видимо ждали фрицы, когда начнут оставлять позиции русские снайперы, и очень внимательно за ними следили… И дождались своего часа…
– Фи-у-у-у-у! Фи-у-у-у-у! Фи-у-у-у-у!
– Взвыли в воздухе немецкие мины.
И…
– Б-ба-бах-х-х! Б-ба-бах-х-х! Б-ба-бах-х-х!.. …Взвод сумасшедшим галопом вернулся обратно, потому что все понимали, что в открытой степи они, даже ночью, если уж и не совсем похожи на мишени, то, во всяком случае, очень уязвимы для вражеских минометчиков…
Мила спрыгнула в окоп пулеметной ячейки, и…
Увидела лейтенанта, спина которого была превращена осколками мины в страшное, кровавое месиво…
Она бросилась к нему и зашептала:
– Товарищ лейтенант!
– Она тормошила тело и приговаривала.
– Товарищ лейтенант! Вася! Вставай! Вставай, командир!
Да только…
И тогда она крикнула во весь голос, так чтобы перекричать грохот взрывов:
– Лейтенанта убили! Ковтуна убили!!!
– И замерла истуканом, глядя в его открытые, ультрамариновые глаза…
В окоп спрыгнули несколько бойцов, и Мила, словно через воду, услышала, как прокричал старшина Маренко:
– Командование взводом принимаю на себя!.. Огонь! Искать цели, бойцы! И огонь!!!