Целебный яд
Шрифт:
Но и здесь Гансен вышел из положения. По его совету копыта мулов обмотали тряпками. Он нарубил веток и старательно заделал поврежденные и сомнительные места на висячем мосту. После этого он привязал двух мулов у моста, а третьего, встав с двух его сторон, они с Мюллером повели через мост. Для верности мулу завязали глаза. Так, шаг за шагом, выбирая более надежные места, они перевели мула по скользкому и опасному пути. Таким же образом перевели и остальных двух животных. Оба с облегчением вздохнули, когда закончился этот мучительный переход
После моста дорога пошла в гору и стала несколько легче.
Когда они добрались до деревни Акомайо, погода начала проясняться. Здесь Гансен намеревался расстаться с Мюллером и вернуться обратно в Ла-Монтанью.
Он сразу же нашел двух опытных индейцев-кокеро, которым подробно объяснил, как идти дальше.
Вечером Мюллер и швед в последний раз сидели у костра. Мюллер понимал, что говорить излишне, что слова бессильны выразить его огромную признательность этому одинокому человеку, решившему провести свою жизнь в дикой Ла-Монтанье.
Наконец швед встал, снял со стены сумку, которую так берег во время пути, и еле слышно промолвил:
— Вот я принес тебе то, что ты забыл в Ла-Монтанье. Хорошо, что я это подобрал и сохранил.
Мюллер с удивлением поднял голову. Медленным движением швед раскрыл сумку и выложил ее содержимое к ногам немца.
Это была отлично высушенная и хорошо сохранившаяся шкура онца.
— Как, тот самый ягуар? — спросил удивленный Мюллер.
— Это трофей, который в лесу не бросают, — ответил Гансен.
— Но почему вы не оставите эту шкуру себе, сеньор Гансен?
— А на что она мне? Шкура принадлежит тому, кто убил зверя. Мне кажется, не я его убил двойным выстрелом, не так ли, герр Мюллер? Я только содрал с онца шкуру на другой день после нашей первой встречи и сохранил ее. Возьми ее с собою на память о Ла-Монтанье и о… „белом кокеро“.
— Кто там? — В маленьком оконце в высокой стене, ограждавшей дом, показалась седая растрепанная женская голова.
— Сеньор Вебер дома? Я ему привез белые цветы из Анд.
Усталый, покрытый пылью путник в изорванной одежде еле держался на ногах от слабости и переутомления. Он был давно не брит. Из-под памятной войлочной шляпы торчали растрепанные седеющие волосы.
Не узнав его, женщина недоверчиво на него посмотрела. Голова исчезла, и оконце захлопнулось.
Путник присел на камень. У него подкашивались ноги. Около него стояла отощавшая серая собака. На ней можно было пересчитать все ребра. Собака подошла к своему хозяину, посмотрела на него умными глазами и, точно желая ободрить его, лизнула ему руку.
Последним усилием воли путник нежно погладил собаку по голове и вдруг, потеряв сознание, повалился на землю.
Он пришел в себя лежа в кровати в маленькой полутемной комнатке. Над ним склонившись стоял Вебер и к его горящей в лихорадке голове прикладывал холодный компресс. Положив голову на передние лапы, у кровати лежала собака. Она следила за всем, что происходило в комнате.
— Вы проснулись, герр Мюллер? — услышал он немецкую речь. — Вы спите уже целые сутки. Надеюсь, что все пройдет благополучно.
— Где Пепе? Что стало с цинхонами? — слабым голосом спросил больной и попробовал приподняться на кровати. Его глаза возбужденно блестели. Обессилев, он снова опустился на подушку.
— Успокойтесь, герр Мюллер. Все отправлено по назначению. Вот и Пепе! Он тоже здесь! — сказал Вебер, поправляя съехавшее одеяло.
Дверь приоткрылась, и показалась голова Пепе. Он сначала посмотрел на Вебера, потом перевел свой взгляд на больного… и снова с немым вопросом уставился на Вебера. Тот сделал ему знак глазами, что можно войти. Бесшумными шагами Пепе приблизился к кровати своего господина. Казус начал радостно повизгивать и бить хвостом по полу.
Мюллер открыл глаза и, увидев Пепе, улыбнулся. Он облегченно вздохнул и снова погрузился в сон, но это уже был глубокий крепкий сон выздоравливающего человека.
Расставшись с Олафом Гансеном в поселке Акомайо, Мюллер, почти не останавливаясь, проделал весь путь из Анд в Лиму. Однодневные и двухдневные остановки, которые по необходимости пришлось сделать в Уануко и Серро-де-Паско, были целиком посвящены хлопотам о замене мулов и лам.
Еще в Уануко Мюллер узнал о вспыхнувшей в некоторых областях страны революции. Это представляло новую опасность для его дела и поэтому, чтобы опередить события, он спешил все закончить как можно скорее. При создавшемся положении он не мог уже рассчитывать на покровительство дон Косио и его друзей. Оно даже могло оказаться опасным.
Безостановочный переход через горы, постоянная и резкая смена высоты, напряжение и усталость сломили, наконец, железное здоровье Мюллера. Напрягая последние силы, он добрался до Лимы, но из предосторожности не зашел в дом дон Косио. Оставив багаж в гостинице, Мюллер сразу же отправился к столяру Веберу. Прежде всего он хотел узнать о судьбе Пепе и драгоценного груза.
По прибытии в Лиму Пепе тоже тяжело заболел и пролежал несколько недель, находясь между жизнью и смертью. Его выходили Вебер и его старая служанка.
У Вебера, кроме ухода за Пепе, было и много других забот. Ему предстояло переправить в Голландию полученные семена и хинные деревца, а это было совсем не так просто. С большим трудом удалось ему преодолеть все препятствия, и гробы наконец благополучно отбыли. Нарисованные на них черные черепа внушали перуанцам суеверный страх и умеряли их любопытство. Кому охота смотреть на кости давно умерших неизвестных людей? А кроме того, никто не знает, что было причиной их смерти. Может быть, они погибли от какой-нибудь заразной болезни, желтой лихорадки или чумы, которая и теперь, спустя много лет, свирепствует с неменьшей силой.