Целестина
Шрифт:
– Никому про это не говори,– приказала генеральша.
Это было настолько неожиданно, что Целестина невольно оглядела своих соседей по столу. Она ещё не привыкла к слугам и ей казалось, что она говорит всё равно, что на публике.
– Вы думаете, девочки будут надо мной будут смеяться?– спросила она.
Бабушка отправила в рот очередной кусок яичницы. Прожевала, запила шампанским.
– Мне нет дела до твоих девочек,– произнесла Анна Констанция,– Почти так же, как им нет дела до меня. Я уверена, что ты что-то видела. что – предстоит узнать. Но сейчас такая эпоха, когда даже нам с тобой лучше не видеть того, что видеть не положено. Пойду слухи. Доложат в комендатуру. Вызовут на допрос. Будут спрашивать – что за призрака ты видела? Не тот ли это призрак, который по мнению партии бродит по Европе – хотя эта шутка с бородой ещё больше, чем у самого товарища Энгельса… Ну и подумай, зачем тебе это надо? Призраки похожи на звёзды – их наблюдают долго, внимательно и в ночной тишине. Вот что я об этом думаю.
– Но что, если я его больше не увижу.
– А зачем тебе так уж его видеть?– осведомилась генеральша.– Он тебе что – понравился? Обычно люди стараются держаться подальше призраков. Если ты, конечно, сама не полутруп.
Целестина ощутила, что у неё предательски вспыхнули щёки.
– Ну… интересно же,– только и смогла выдавить девушка.
– Соглашусь, интересно,– вилка бабушки уже подцепила очередной кусок омлета,– И я тебе помогу.
4
Обедали, как положено, в столовой, на хрустящей скатерти и сверкающими серебряными ложками. Только уселись – и мордатый, с лихими шляхетскими усами на красном от кухонного жара лице Алесь Бзур-Верещака уже вносит суп-крупник, рубленые котлеты и немыслимо длинные огурцы на закуску.
Конечно, хозяйство Крашевских было слишком невелико, чтобы содержать отдельного повара. Даже если никто из домашних не желал готовить, хватило бы и обычно приходящей кухарки, чтобы накормить всех слуг. Её хватило бы даже, чтобы приготовить на всех гостей в тот знаменательный день, когда пани генеральше будут нужны уже настоящие похороны.
Но генеральша Крашевская жила по-старинному, денег не считала и умирать не спешила. К тому же, повар её развлекал.
Целестине тоже было с ним весело. Его кухня ей тоже нравились, – это было куда вкусней, чем у родителей. Ей немного нравилось даже его ворчание.
А ещё ей понравилось происшествие этой зимы.
Бзур-Верещака узнал от мясника, что в ресторане “Белая Русь” повар использует эстонский разрыхлитель, нарезает мясо вдоль волокон и стряпает ещё какую-то несуразицу, а называет это “народной кухней”. Возмущённый кухмистер вспомнил, что он потомок литвинских рыцарей, и немедленно отправился в этот вертеп кулинарного разврата.
Прошествовал через банкетный зал (посетители решили, что это этнографическая постановка), вошёл на кухне и потребовал к себе самого главного повара. Потому что этот повар – не прав!
…Но никакого главного повара там не оказалось. Вместо него были помощники, которые и объяснили, что главный повар на кухне упразднён. Каждый готовит теперь сам, как привык и как бог на душу положит. Чтобы получилась настоящая народная кухня.
– Это вы у красных этому научились?– сурово спросил Бзур-Верещака.
– Нет, сами придумали. Никто не жаловался пока.
Домой потомок литвинских рыцарей вернулся понурый, и даже его знаменитые усы обвисли.
– Теперь уже на кухне большевизм,– возмущался он за столом ближайшего ужина.
– В каком смысле?– спросила Целестина,– Там вся еда теперь красная?
– Там вся еда теперь партийная!– говорил он.– А это похлеще, чем проверка на кошерность. Никакого начальства, одни советы. Ты просто не понимаешь, насколько важна для большевиков – партия! Партия из большевиков состоит, и она же за них всё решает. Вообще, наш век – это век партий. Это страшно, конечно. Непонятно, с кем бороться, кто виноват. Партия решила – всё, будет делать и никак ты этот холодец ползучий не остановишь. Она тянет к тебе руки и сколько их ни руби, голову не отрубишь. Просто не власть, а холодец! И в этом холодце кто угодно завязнет. Ох, горе нам, что с ними будет. Понаставят фабрик-кухонь и пустят нас всех на гуляш!
– Может быть, они так защищаются?– предположила Целестина, невольно косясь на бабушку.
Пани генеральша смотрела всё так же невозмутимо, без тени испуга – но было заметно, что она стремится не пропустить ни слова в рассуждениях шляхетного повара.
– Раз у партии нет головы – то ей и отрубить нечего,– продолжила Целестина,– Хитрая стратегия, очень эффективная,– на этом месте у неё в памяти всплыли воспоминания с урока истории,– Коммунисты научились, я думаю, у казаков. Козаки тоже нарочно гетманов из разных семей выбирали, чтобы с правящей династией никто не мог ни расправиться, ни породниться.
– А если они сюда придут?– продолжал возмущаться Бзур-Верещака,– В наш дом, на мою кухню. Да, если они сюда придут… то никто и не заметит! Сделают вид,– в его голосе уже звенели слезы,– что ничего не случилось. Будут есть, что дают!
И вот неделю назад в город вошли немцы. Велели сохранять порядок. И порядок был – горожане ели то, что дают.
Когда Бзур-Верещака понял, что его пророчество сбылось, он схватился за голову – но это тоже не помогло.
А потом сбылась и вторая часть пророчества – пришли большевики. И теперь у Бзур-Верещаки был ещё один повод для ворчания и мрачных прогнозов.
– Кончат они нас, вот увидите,– бормотал он, расставляя тарелки,– Скажут, что нечего в красивых домах жить. Это, скажут, раздражает всех рабочих лесопильного завода.
Старая генеральша вместо ответа повернулась к внучке.
– Твой призрак больше не появлялся?– спросила она.
– Нет,– Целестина дула на суповую ложку,– Я думаю, призраки только ночью приходят.
– Призраки – они разные,– со знанием дела произнесла генеральша, а потом показала, чтобы ей подали ещё вишнёвой настойки. Пока сверкающий хрустальный графин путешествовал над столом, она повернулась к Целестине и спросила:– Так что там с твоими призраками?
Девушка нахмурилась.
– Ну, я его раньше видела,– произнесла она,– А теперь не вижу. Собственно, всё. Наверное, если он и появляется, то в то время, когда я не смотрю.
– Призраки просто так не приходят,– сказала бабушка,– Завтра я научу тебя, как можно его поймать.
5
Как ни странно, но молчать о призраке было почти так же интересно, как было бы о нём говорить.
Так что тот учебный день был один из самых интересных в гимназии. Настолько интересным, что она даже не запомнила, о чём говорили на уроках.