Целестина
Шрифт:
Русская земляха
Со мною говорит:
Сыграй, сыграй мне Баха!
Взорви, взорви Уолл-стрит!
Раю ты мой, раю,
Горний крин в хлеву!
Баха не сыграю,
Но Уолл-стрит – взорву!
Шиш Брянский
Часть I. Под красной звездой
22 сентября 1939 – 22 июня 1941
1. Как хоронили генеральшу Крашевскую
1
В
На памяти Целестины, её двоюродной внучки, эта репетиция была уже четвёртой.
Так что девушка начала привыкать. Когда исполняется пятнадцать, человек ещё сохраняет этот талант: привыкать, но продолжать удивляться.
А взрослые соседи уже давно привыкли – судя по тому, что несмотря на переполох у дома Крашевских, в остальных особняках колонии имени Нарутовича царило привычное, немного чопорное спокойствие.
…Серьёзные историки, озабоченные фронтами и танковыми дивизиями, тоже игнорируют выходки старой вдовы безвестного польского генерала Крашевского. Их больше интересует, кто был тот единственный красноармеец, пострадавший, когда в сентябре 1939 года Красная Армия вступила в Брест, за неделю до этого занятый немцами. До сих пор они ищут в архивах чудом уцелевшие бумажки – хотя в знаменитом жёлтом особняке Крашевских, с его изогнутой на китайской манер крышей и круглыми окнами на втором этаже, творились куда как более интересные дела.
Генеральша Анна Констанция считалась одним из старожилов аристократического района старого Бреста-над-Бугом. Сейчас от него осталась одна улица Леваневского и несколько домиков по соседству. А в историю этот район вошёл как Три Колонии – причём Колония имени Нарутовича считалась самой престижной.
Бойкая, богатая и уже тогда пожилая пани генеральша поселилась в Бресте-над-Бугом невероятно давно, в конце двадцатых годов, когда город ещё только-только стал польским.
Она ещё помнила те времена, когда на улице Люблинской Унии (теперешняя Ленина) дома стояли только по правой стороне, – да и те, надо сказать, неказистые. А на другой стороне улицы и вовсе не было ничего. Только огромный, поросший чудовищным бурьяном пустырь до самой крепости. Без единого деревца или хотя бы кустарников, чтобы не мешать артиллеристам работать.
Знающие люди называли такое пространство “эспланадой”. А ещё они говорили, что в условиях современной войны эспланады практически бесполезны – как, собственно, и сама крепость.
В этом бесполезном поле торчали чёрные палки межевых столбов и медленно врастали в землю редкие гарнизонные пакгаузы, похожие на уснувших гигантских бродяг.
Но уже в те времена, как гордо рассказывала пани Крашевская, никто не сомневался, – город навсегда останется польским. И жить здесь надо достойно.
В начале 1920-х Брест назначили столицей Полесского воеводства. На деревянный вокзал прибывали с западных городов амбициозные молодые чиновники – чтобы обнаружить, что жить и работать толком негде.
Прославленный варшавский архитектор Юлиан Лисецкий взялся исправить положение. Он решил построить для новых брестчан особняки, чтобы жить и здания контор, чтобы расти по службе. Когда очередной назначенец с запада приезжал сюда, в глухой деревенский край – он должен был почувствовать себя не изгнанником, а хозяином этих окруживших город полей, рек и болот. А местным жителям полагалось при первом взгляде на административную роскошь невольно ощущать своё ничтожество и стягивать с головы бесформенную шапку.
Сначала строили напротив снежно-белых башен старого Костёла. Ещё одна архитектурная знаменитость, Станислав Филасевич, спроектировал управу Полесского воеводства, филиал Центрального банка Польши и Контрольно-ревизионную палату. Эти здания стоят там и по сей день, только учреждения поменялась
А потом, когда у бульвара наконец-то появилась другая сторона, пан Лисовский взялся за жилое строительство.
На косом четырехугольном пустыре между крепостью, Кобринским предместьем, филиалом Центрального Банка и городским Парковым Садом, решили выстроить небольшой город-сад для важнейших чиновников и наиболее уважаемых горожан. Для перворанговых – каменные, начальникам канцелярий – кирпичные, а канцеляристы и в деревянных поживут.
Каменные особняки спроектировали в стиле нео-барокко и даже с колоннами, подражая стилю магнатских усадеб. А деревянные дома – в стиле “закопанских” особнячков в карпатских Татрах, которые так часто попадают на поздравительные открытки. И деревянные дома внушали не меньше уважения, чем кирпичные – ведь они стояли на высоком фундаменте из колотого камня, а крутые крыши покрывали первосортными еловыми пластинами.
Одним словом, район получился, что надо. Когда оказываешься на улице Пулавского, то тебя обступают все эти старинные особняки, и в каждом из них хочется жить.
А дальше, за колонией Нарутовича, громоздилась деревянная громадина стадиона имени Пилсудского. К нему прилепились две колонии поменьше. Тамошние дома были на две-четыре квартиры, каждый по отдельному проекту. На тенистых улочках можно было отыскать и двухэтажные дома на четыре квартиры, и особнячки в стиле арт-нуво с лепниной и палисадником. Попадались и симпатичные кубы в духе модного тогда функционализма – и даже они были на своём месте.
Но лицо квартала переселенцев – всё-таки колония имени Нарутовича.
Нарядные двухэтажные коттеджики с мезонинами прятались в зелени садов, отгороженными от улицы высоченными коваными оградами. На аккуратной и единственной улице Пулавского звучала исключительно польская речь. Возле колонн двухэтажного офицерского казино дежурили извозчики в начищенных сапогах. Рядом – Парковый сад, за его деревьями гудели невидимые поезда.
До вокзала можно было без труда дойти пешком. Но никто из жителей колонии имени Нарутовича так не поступал. Это было против их шляхетного гонора.