Целитель, или Любовь с первого вдоха
Шрифт:
— Давид! — вскрик Арины пугает ублюдка, он на секунду сомневается, добивать меня или нет. Из квартиры спасительный луч прокладывает ленту до моих ног.
Слепну опять. То ли от удара в грудину, то ли от яркого освещения.
Я боюсь, что потеряю равновесие или сознание, а этот конченный нарик нападет на девушку, а там еще и дети, потому зверею по щелчку и даю мудаку в рожу, слыша, как хрустит от удара кулак и лопается кожа подонка.
Меня откидывает на стену от толчка.
И все затихает. Припав на колено, считаю топот удаляющихся ног.
— Боже… Давид, зачем ты вышел? — у нее меняется голос. С холодного он перетекает в тревожный, дрожащий. — Поднимайся, — она маленькая, невысокая, но у нее хватает духу поднырнуть под меня и толкнуть вверх.
Встаю на ноги и плетусь вместе с девушкой, обнимая ее за талию, жадно вдыхая свежий запах волос. Возбуждаюсь и горю рядом с ней, а всплеск адреналина только хуже делает. Ненавижу себя за это. Вот бы поухаживать, как все нормальные мужики, но нет же, мне сразу вкусненькое подавай. Какая баба не сбежит?
Арина заставляет встать у стены в коридоре, не понимая, что обжигает меня прикосновениями, касается груди и живота, проверяя, что я цел, быстро закрывает дверь и, возвращаясь мне под руку, тянет в ванную. Я делаю вид, что мне хреново, слабо переставляю ноги, на самом деле же — меня ведет от нее, а не от драки.
— Ма-а-ам, — выглядывает из комнаты обеспокоенный Мишка.
— Сидите в комнате! — отмахивается Ласточка и тащит меня дальше.
В маленьком помещении нам тесно вдвоем, но девушка не сдается, толкает меня, заставляя сесть на край ванны, а сама мечется от умывальника до полочки. Наверху стоит металлическая коробка с нарисованными на салатовом фоне зебрами, и Ласточка не дотягивается, чтобы ее достать. Мне приходится подняться и помочь, прижаться всем корпусом к девушке и почувствовать каждый изгиб женского тела.
Издевательство.
Она быстро поворачивается и оставляет коробку между нами.
— Не волнуйся так, — хрипло смеюсь, разглядывая ее румяное лицо. — Ничего же не случилось.
— Ты весь в крови, — еле шевелит губами. Хочу толкнуться в них до невозможной глубины. И не только языком.
— Плевать, — тембр от возбуждения снижается, — за то ты уже не выкаешь.
— Совсем дурак? — она вскидывает бровь и продолжает шептать. Видимо, не хочет пугать детей произошедшим. — Чего ты прицепился ко мне, доктор Аверин?
— Хочу тебя, — усмехаюсь, ведь ответ очевиден.
— Я замужем, — на ее щеках настоящие розы смущения, и я, наглея, запускаю пальцы в густые волосы и тяну девушку на себя. Коробка все еще мешает, упирается мне в живот, но я совершенно очумел от этой женщины.
— Врешь, Ласточка, — шепчу в приоткрытый от удивления рот, но держусь на расстоянии, не давлю и не напираю. Она сама должна податься вперед, позволить взять ее.
— Сиди уже, — Арина отталкивает меня в грудь, но у нее не получается.
Замечая панику в ясных глазах, все-таки сажусь на бортик ванны. Скрывать возбуждение смысла нет. Девушка встает между моих ног и упрямо не опускает взгляд, но по блеску в радужках осознаю, что мое состояние и реакция ее очень даже волнуют.
— Ты очень красивая, — прикрываю глаза, когда она касается моего подбородка влажной ваткой.
— И чужая, зарубите себе на носу, докторишка.
Словечко-то какое… меткое.
Жду, пока она уберет капельки крови с моей щеки, бросит на край умывальника кусочки испорченной ваты, только потом перехватываю ее ладошку и тяну к губам. Один вдох, движение вверх, и она уже дрожит, как лист на ветру, качается от трепета и закатывает глаза, сдерживая свои эмоции и чувства.
Давит на подходе стон.
У нее весь вечер зрачки расширены, дыхание частое, глубокое, а сердце лупит в грудь так, будто выскочить желает. Она хочет меня, только себе не признается в этом.
— Давид, прекратите, — вырывается Ласточка, но стоит мне коснуться линии жизни языком, выпускает свист поражения.
— Я тебя добьюсь, Ласточка, — пьяно шепчу, захватывая пальчик губами, покусывая нежную кожу.
— Уходите, — шипит она, снова пытаясь вырваться.
— А как же чай? — поднимаю взгляд, скрещиваясь с ее испугом и жаждой.
— Дома попьете.
— Н-но й-я-а з-же роанен, — язык заплетается от хмельного состояния, приправленного острым желанием ее отыметь прямо здесь, на стиралке.
— Царапина, — шепчет, хлопает густыми ресницами, а я ныряю в серебро ее глаз, как в бездонные воды океана.
— Н-не выгоняй, прошу тебя, я буду слушаться, — поднимаю шутливо руки, отпуская ее. Хотя это и сложно дается.
Девушка тут же отступает, влипая в стену лопатками. Не сильно далеко получается, рукой дотянусь, но ее вид, загнанный и пораженный, меня немного приводит в чувства.
— Еще раз полезешь, свалишь в туман, — огрызается яростным шепотом, тыча в меня крошечным пальчиком. — Уяснил?
— Яснее некуда, — роняю голову.
Ласточка срывается с места, как птица с провода, и исчезает за дверями, а я еще некоторое время сижу и разглядываю сбитые костяшки на руке. Завтра гематома будет, если холодное не приложить.
Но Арина тут же возвращается и протягивает мне пачку масла, завернутую в вафельное полотенце.
— Иди к столу, поздно уже, детей пора спать укладывать.
— Арин, — окликаю ее. — Где он? Твой муж…
— В командировке, — заготовлено отвечает и снова скрывается в коридоре. — Дети, идите пить чай.
— Ма, а кто кличал? — интересуется Юла.
— Да это соседи буянили, — поясняет Арина, и они малым табуном проходят мимо приоткрытой двери ванной.
Я плетусь следом. Прячу ударенную руку за спиной и застываю в дверях, понимая, что кухня слишком маленькая для нашей оравы. А мне со своей комплекцией вообще сесть негде.
Арина понимает это и, заламывая руки, показывает на единственный оставшийся стульчик у окна.