Цена человека
Шрифт:
С 1977 года это взаимное притяжение силилось: один за другим, будто сговорившись, появились внуки: Володя в семье Жени и Дима - у Андрея. В 1984 году у Андрея родился ещё один сын - Илья. "Настоящий мальишник", смеялась довольная Клара Ивановна.
Усаживаясь а большой обеденный стол на даче, Лев Евгеньевич с гордостью окидывал взглядом разросшуюся компанию - сыновей, трех внуков, невесток.
– Уже набирается на мужскую волейбольную команду. Илья немного подрастет и можно формировать сборную Поляковых, - шутил он.
Он видел, как радовалась Клара Ивановна: снова у них были малыши, нуждающиеся в их заботе. Детские магазины снова
По-прежнему он был легок на подъем, и в течение нескольких лет побывал в стольких местах, что их легче преречислить по регионам, чем по городам: Дальний Восток, Закавказье, Средняя Азия, центральная Россия, Карелия, Прибалтика, Белоруссия, Украина. Он знал страсть Клары Ивановны к путешествиям (в ней все ещё жил капитан дальнего плавания) и, чтобы доставить ей удовольствие, если представлялась малейшая возможность, брал её с собой. Его часто приглашали на научные совещания в Чехословакию, Болгарию, Польшу, ГДР и Кубу, где на военно-медицинских кафедрах было много его учеников и просто специалистов, уважавших его, как ученого и безотказного человека.
Куба поразила его своей экзотикой, он осмотрел все, на что хватило свободного от занятий времени: дворцы старой Гаваны, памятник Колумбу, громадный монумент Хосе Марти. Гостеприимные хозяева показали ему весь остров - он пересек его с юга от Тринидада до северного курорта Варадеро. Его угощали необыкновенными блюдами, особенно понравилась рыба, запеченная в тесте с мясом и сыром, все это подавали вместе с жареными бананами. Но и здесь "цена войны" напомнила о себе. Когда, среди ярких красок цветущей тропической природы он оказался на кладбище советских военнослужащих, погибших на Кубе, это настолько поразило его, что в тот день он больше никуда не смог ехать. 19 ноября перед самым его отъездом, как бы в завершении программы, над Кубой пронесся тайфун "Кэй" ("представляешь, как раз в день начала Сталинградской битвы, в День артиллерии", - рассказывал потом Лев Евгеньевич). Скорость ветра достигала 140 километров в час, он выворачивал деревья, срывал крыши, опрокидывал машины. На стеклах домов появились полосы клееной крест накрест бумаги (как в войну, отметил Лев Евгеньевич), отключили электричество, город и отель погрузились во мрак. Можно себе представить, что испытала Клара Ивановна, увидевшая по телевидению, как летят вырванные с корнем деревья и рушатся здания. Тайфун прошел через день, и 21 ноября Лев Евгеньевич благополучно вылетел Москву.
О его командировках можно было бы рассказывать бесконечно, но ближе всех к теме этой повести была, пожалуй, поездка в ГДР в феврале 1983 года. Только что исполнилось 40 лет победы под Сталинградом. За окном поезда проплывали аккуратные немецкие городки с яркими, как игрушки, домиками.
Поля уже чернели от свежей вспашки. Лев Евгеньевич был охвачен военными воспоминаниями, да к тому же мы оказались в Германии. Чувствовалось, что им овладело какое-то особое, взволнованное состояние. Вечером мы подошли к шлагбауму с американскими часовыми, недалеко от Брандербургских ворот - посмотреть на здание рейхстага. Когда возвращались обратно и вышли на Унтер ден Линден, Лев Евгеньевич заметил:
– Обрати внимание - ни деревца. И это - "Улица под липами! Гитлер распорядился срубить их, чтобы не мешали маршировать его колоннам... И срубили.
На следующий день мы побывали у памятника Воину-освободителю в Трептов-парке, шли медленно, я старательно отводил взгляд, делая вид, что не замечаю, как он смахивает слезы.
– Все ещё твердят о российских просторах... Гитлер, дескать, не учел растянутость фронта, российских дорог, жутких морозов... А российские ребята, прикрывшие собой страну? С нашего курса вернулась только половина, а было всем по 18-19 лет.
После этих походов он становился молчаливым, и только вечером, когда мы оставались одни, давал волю чувствам. В его словах звучало безграничное удивление перед всесилием воинственного идиотизма. У него не укладывалось голове, как можно истреблять людей в таких гигантских масштабах. Я не знал тогда содержания его книги "Цена войны".
Во многих городах Германии, а потом и Чехии мы видели сохранившиеся "чумные столбы" - памятники, сооруженные по случаю окончания чумных эпидемии.
– Ты посмотри, - говорил он, - чуму победили, другие особо опасные инфекции, а собственную глупость одолеть не можем. Когда уже мы, наконец, поставим ей памятник...
В командировках он любил бывать в книжных магазинах. Потянуло его к ним и в Берлине. Мы стояли на площади у телецентра, до отъезда оставалось несколько часов и вдруг Лев Евгеньевич произнес свою сакраментальную фразу:
– Слушай, а книжный?
– Может не стоит, заблудимся, - пытался возразить я, уже предчувствуя, что это бесполезно.
– Язык до Киева доведет.
– Но мы в Берлине, Лев Евгеньевич. Я кроме "хенде хох" и "битте" ничего не знаю.
Он повернулся к какой-то молодой паре и, жестикулируя, вращая глазами и запинаясь, начал по-немецки излагать нашу проблему. Через 10 минут мы уже катились в берлинском трамвае по известному одному только ему направлению. Я благоразумно молчал. Потом мы шли, снова ехали и оказались на берегу Шпрее, рядом на площади виднелся огромный книжный магазин.
– Вас случайно не забрасывали из-под Сталинграда в Берлин?
– спросил я. Он только загадочно улыбался.
В магазине был большой отдел литературы на русском языке. Это теперь в Москве можно найти любую книгу, а в те годы доступ к книгам имели только избранные. Поэтому библиофилы, оказавшись по воле случая за рубежом, нагружались книгами до предела. С гигантскими пакетами мы вышли из магазина и теперь уже проверенным путем вернулись к телецентру.
Вечером мы отправились в Грейфсвальд. Нас сопровождал капитан из штаба Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Черная "Волга" неслась по автобану, обгоняя многочисленные "Трабанты". Внезапно Лев Евгеньевич забеспокоился, какая-то новая мысль овладела им. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Наконец он повернулся ко мне и твердо сказал:
– Надо позвонить Кларе Ивановне.
– Лев Евгеньевич, помилуйте, в чистом поле, в Германии, какие звонки... И потом мы всего три дня, как из дома.
– Я не говорю - сию минуту, но мы должны позвонить. Представляешь, как она удивится?
– он сверкнул глазами от предвкушаемого удовольствия. Капитан, сидевший рядом с водителем, повернулся к нам:
– Здесь впереди, часа через полтора, недалеко от автобана будет штаб армии. Можно запросто позвонить.
– Спасибо вам большое. Значит так, сворачиваем в штаб. К тому времени она как раз будет дома.