Цена Империи
Шрифт:
— А если я обещаю тебе, что не позволю им убивать ради развлечения? — негромко произнес он.
Женщина покачала головой:
— Ты велик, Алеша! Кому, как не мне, знать это. Но даже тебе не обуздать их звериной природы. Они не люди! Они только выглядят людьми!..
— Прекрати! — жестко оборвал ее Коршунов. — Я сказал тебе: это мои друзья. Всё! И я не собираюсь никого резать! Я собираюсь жить в твоей империи! Отвоевать от нее кусок…
— Ты не понимаешь… — Анастасия печально покачала головой. — Рим — это не то, что здесь. Рим — это государство. Твои варвары разграбят пару поместий, может, захватят какой-нибудь город… а потом придут легионеры и убьют всех варваров. Всех, кто не успел сбежать. Воевать с государством,
— Допустим, — кивнул Коршунов. — Так было. Но я намерен это изменить. — В этот момент он сам верил в то, что говорил. Он был убежден в этом. — Да, я это изменю! Если ты мне поможешь. Настя!.. — Он взял в ладони ее нежное лицо, заглянул в черные влажные глаза: — Я прошу тебя: помоги мне!
Две слезинки скатились по смуглым щекам, смочив пальцы Коршунова.
— Да, Алексий… — прошептала она. — Я это сделаю… я сделаю то, что ты хочешь. Все, что ты хочешь… Я сделаю для тебя…
Глава четвертая
Тактика фехтования и стратегия войны
— Ну что ты делаешь! — возмущенно закричал Ахвизра. — Куда убежал?
— Но ты же мог меня достать! — резонно возразил Коршунов.
— А ты мог меня убить! Вот так и так! — Ахвизра взмахнул тренировочным деревянным мечом: наискось, потом — уколом снизу, в живот.
Он был прав: Коршунов в самом деле мог его достать из этой позиции. Сам при этом рискуя максимум легким ранением в ногу. И все-таки он не мог себя перебороть. Нет в нем безудержной отваги, свойственной здешним парням. Да и раньше не было. А будь меч Ахвизры из настоящей стали, Алексей вел бы себя еще осторожнее. Потому что уже видел, как легко таким мечом можно отмахнуть руку или вспороть живот. Ахвизре просто: он убежден, что, пав в бою, тут же отправится к Вотану. А вот у Коршунова относительно себя такой уверенности нет. Зато у него есть обширные планы на будущее. А дырка в организме может существенно этим планам помешать. Конечно, у него аптечка, а в ней лекарства, позволяющие не опасаться заражения крови, но отрубленную кисть в местных условиях обратно не пришить. В общем, с точки зрения Ахвизры, Коршунов элементарно трусил. Но обвинить Алексея в трусости Ахвизра не мог. По здешним понятиям за таким обвинением от равного по статусу следовал немедленный вызов на смертельный поединок. В котором Ахвизра, разумеется, без труда прикончил бы Коршунова (чего самому Ахвизре вовсе не хотелось), а затем — также по определению — вынужден был бы сражаться со всеми родичами Алексея поочередно, начиная с Агилмунда, своего лучшего кореша… короче, обычаи здесь были таковы, что приходилось выбирать выражения.
— Что ты все время бегаешь, Аласейа! — раздраженно бросил Ахвизра. — Видел бы тебя какой-нибудь гепид, подумал бы, что ты боишься!
— Я бьюсь, как мне удобнее, — сказал Коршунов. — Скажешь, я бьюсь хуже, чем Сигисбарн?
Вышеупомянутый Сигисбарн на пару с Книвой, пыхтя и потея, отбивались от старшего брата на другой стороне утоптанной площадки.
— Не хуже, — признал Ахвизра. — И все-таки ты — паршивый воин… Вот так!
Коварный гот прыгнул вперед, лихо огрел по ребрам расслабившегося Алексея и захохотал:
— Не зевай!
Коршунов вяло, изображая усталость, рубанул в ответ своей деревяшкой (Ахвизра без труда отмахнулся)… и одновременно ловко подбил ногу противника, отчего тот приземлился на травку. Разумеется, через полсекунды Ахвизра уже снова стоял бы на ногах, но Коршунов, давно готовивший эту ловушку, успел придавить ногой правую руку Ахвизры и упер противнику в горло обмотанное тряпкой «острие». И тут же услышал одобрительный возглас Агилмунда, который, гоняя братьев, ухитрялся еще следить за поединком. Нормальная, впрочем, ситуация. Коршунов уже знал, что в реальном бою надо «держать» все окружающее пространство, а не только своего непосредственного противника. Иначе мигом получишь железо в спину. Агилмунд умел фехтовать и наблюдать за окрестностями, а вот Книва с Сигисбарном — не очень. Но тоже захотели поглядеть, что там такое интересное совершил Аласейа… Книва, впрочем, успел отскочить (он вообще был очень ловкий и подвижный парнишка), а тяжеловесный Сигисбарн схлопотал деревяшкой по уху.
— Молодец! — Ахвизра был очень доволен. — Когда-нибудь из тебя выйдет отменный воин, Аласейа… — И вдруг змеиным движением вывернулся из-под «клинка», выдернул из сапога нож и полоснул по ноге Коршунова. Аккурат по сухожилию. Разумеется, тупой стороной ножа, а не острой, иначе быть бы Алексею калекой.
Миг — и Ахвизра уже на ногах, и уже его деревяшка упирается Коршунову в живот.
Опять обыграл ловкий гревтунг, а ведь реакция у Коршунова даже лучше. Ну да, Алексей знал: его проблема еще и в том, что он, добившись успеха, останавливается, расслабляется… а Ахвизра — нет. Ладно, еще не вечер.
Вернее, как раз вечер.
— Хорош, — сказал Алексей, отпихивая «меч» от своего живота. — Солнце садится. А завтра гепиды прибудут. Надо выспаться.
— Езжай, — кивнул Ахвизра. — Выспись. А то люди говорят: ты совсем плохо спишь. Каждую ночь в твоем шатре шум. Это блохи вам со Стайсой спать мешают, да? — гот ухмыльнулся.
— Да, — буркнул Коршунов.
Ну не лагерь воинский, а коммуналка какая-то.
Ахвизра ухмыльнулся еще шире:
— Такие злые у тебя блохи, Аласейа. Стайса твоя бедная от них так громко кричит!
— Я думаю, Ахвизра, если б тебя шершень за язык укусил, — сказал Коршунов, — языку твоему ничего бы не было, а вот шершень, тот бы от твоего яда помер.
И засвистел, подзывая свою лошадку. Шутки по поводу его и Насти Алексея уже порядком достали. С другой стороны, и шутников можно понять: на весь многотысячный воинский табор не наберется и сотни женщин. А уж равной его Анастасии и вовсе нет.
— «Марку Аврелию Клавдию, легату в Мезии, — от вождя славных гревтунгов — привет! Сообщаю тебе, что грозные соплеменники мои, вкупе со свирепыми герулами алчного рикса Комозика вкупе со злокозненными боранами и кровожадными гепидами, соединившись в бесчисленное воинство и погрузившись на множество кораблей, вознамерились морем достичь границ земель, что лежат к югу от устья Данубия…» — Коршунов запнулся, оторвал глаза от пергамента, посмотрел на Анастасию. — Я правильно читаю? — спросил он.
— Твоя латынь ужасна, — грустно проговорила женщина. — Но это не имеет значения.
— Почему?
— Потому что тебе никогда не быть гражданином Рима. А мне никогда больше не увидеть дома… — Голос Анастасии дрогнул.
— Почему?
— Ты ведь отправишь это? — Она показала на исписанный ею самой пергамент.
Алексей кивнул.
— Если моему донесению не поверят, меня сочтут предательницей. Если поверят, то тоже сочтут предательницей. Но позже, когда случится беда. — Анастасия тяжело вздохнула. — Даже если я рискну вернуться, я никогда не смогу жить под своим именем. И никогда не смогу встретиться со своими друзьями. Мне придется жить в вечном страхе, что когда-нибудь за мной явятся вегилы…
— Вегилы — это кто? — перебил Коршунов.
— Те, кому поручено следить за порядком и законом. Какая тебе разница, кто такие вегилы! — воскликнула она сердито. — Ты не понимаешь! Только там, на землях Рима, — настоящая жизнь. Культура, искусство, цивилизация… а здесь только дикость, грязь, блохи, варварская речь и варварская грубость! Ты не поймешь!
— Ну почему же? — усмехнулся Алексей. — Я тебя отлично понимаю. Еще здесь нет электричества и центрального отопления. А также телевидения, спутников и персональных компьютеров…