Цена Империи
Шрифт:
Форум — обширная площадь перед зданием — был под завязку заполнен легионерами. В этот день Могонтиакским рыночникам пришлось забыть о своем бизнесе. Их лоткам места не осталось. Солдаты стояли даже на бортиках фонтана.
«Выборные, ха! — подумал Черепанов, вместе с остальными офицерами вышедший вслед за Фракийцем. —
Здесь были не только «данубийцы», но и сирийцы. Кое-где мелькали даже красные головные повязки африканских мавров.
Едва Максимин появился между колонн портика, над толпой поднялся и заплескался между стен форума невнятный рокот. Затем кто-то выкрикнул пронзительно:
— Аве, Максимин! Аве, Август Максимин!
— Аве, Август! — подхватили тысячи глоток. — А-ве! Ав-густ! Мак-си-мин Ав-густ!!! — И каждый выкрик сопровождался чудовищным грохотом тысяч кулаков, ударяющих в железо нагрудников. — А-ве!!! Ав-густ!!!
Максимин оглянулся… Черепанов впервые увидел на волевом лице Фракийца выражение беспомощности… Губы его шевелились, и, хотя все слова проглатывал рев толпы, Черепанов понял, что он говорит. Максимин не хотел признать себя императором.
Гигант поднял руку — и ропот постепенно стих. Зато толпа прихлынула к самым ступеням. Черепанов на сотнях обращенных к портику лиц видел жадное ожидание: что скажет Фракиец?
— Воины… — Голос Максимина утратил свою обычную мощь. — Воины, я скорблю о том, что случилось. Я… клянусь найти… — Фракиец умолк.
Он был опытным командующим и оратором, следовательно, умел ловить настроение солдат. И сумел уловить зарождающееся на форуме смутное недовольство. Толпа желала услышать вовсе не это. А толпа — не войско, повинующееся воле командующего. Толпа — капризная и своевольная женщина, чье настроение меняется за считанные секунды: обмани ее доверие, и пылкая любовь тут же превратится в ненависть.
«Если он откажется, нас растопчут», — возникла у Геннадия отстраненная мысль.
Вероятно, все они, стоявшие на ступенях, включая самого Максимина, почувствовали это. И сам Гай Юлий Вер — тоже. Сейчас не имело значения, что командующий на локоть выше любого из своих командиров. В сравнении с мощью толпы — он не более чем муравей…
Черепанов почувствовал, что его отодвигают в сторону.
Гонорий Плавт Аптус протиснулся вперед, оказался рядом с замолчавшим Фракийцем — его уменьшенная копия, в таких же доспехах и таком же «легатском» шлеме. Еще шаг — ступенью ниже — и Аптус уже между командующим и толпой. Сорванный с головы шлем с длинным красным гребнем — прочертил дугу и звонко ударился о мрамор.
— Аве, Август Гай Юлий Вер Максимин! — яростно закричал префект восьмого легиона. — Аве, император Рима!
— Аве, император! — быком взревел за спиной Черепанова Маний Митрил Скорпион. — Аве, Август!
— Аве, Максимин! Барра! Август! Император! — боевой клич легионеров смешался с приветственными
Маний Митрил отобрал скутум у воина стражника, швырнул под ноги Максимина. Тот посмотрел на легший под ноги щит. Большое лицо командующего сморщилось — словно от боли… но в следующий миг черты его обрели привычную твердость: Максимин Фракиец принял решение. И шагнул на брошенный скутум. Еще секунда — и кинувшиеся в нему воины (Черепанов был в их числе) подхватили широкий, окованный сталью щит и, поднатужившись, взметнули вверх и его, и стоящего на нем двухсоткилограммового Фракийца.
— Аве, Август! — не слыша себя, кричал Черепанов. Рядом разевал рот какой-то незнакомый легионер, а по ту сторону щита орал, надсаживаясь, Гонорий Плавт.
Откуда-то возник пурпурный плащ. Его, свернув комком, метнули на щит. Максимин наклонился, поднял плащ и набросил на плечи…
Глава пятая
Гай Юлий Вер Максимин Август
— Я не поеду в Рим, — сказал Максимин. — Сейчас не поеду. Для этого мне потребуется откупиться от алеманнов, а тогда — чем я лучше Александра? Рим подождет. И Рим, и сенат. Мне плевать, признают ли меня сейчас Августом. Я вышибу дух из германцев. Я растопчу их и покажу, что такое сила Рима. Чтобы ни один варвар не смел даже приблизиться к нашей границе. Я сделаю это — и только тогда явлюсь римлянам. С возами добычи, с толпами пленных, во главе победоносных легионов, под эгидой великой славы. И пусть тогда Сенат посмеет отказать мне в пурпуре и триумфе! Тогда, клянусь Марсом и Юпитером, я растопчу их так же, как германцев!
— Аве, Август! — подобострастно воскликнул командир осдроенских лучников Македоний, которого Максимин назначил вместо их прежнего командира, Тита, распускавшего слухи о том, что это Фракиец виновен в смерти Александра и Мамеи. Необычайная снисходительность для Фракийца. Впрочем, облачившись в пурпур, Максимин, казалось, избавился от своей прежней жестокости. И ни одной вспышки ярости — с того дня. Те из друзей Фракийца, кто опасался, что нрав его станет еще более бешеным от сознания абсолютной власти, с радостью отбросили свои сомнения.
— В Рим он не поедет, — сказал Гонорий, наклоняясь к Черепанову. — В Рим поедем мы с тобой. Как только одержим первые победы. Мы с тобой и с Максимином-младшим. Сенат должен признать Фракийца. А мы должны позаботиться о том, чтобы префект Рима был нашим человеком. Этим займусь я, а ты, Череп, займешься сенаторами. У тебя это неплохо получается. Убедишь их, что Фракиец — Сенату не враг. Назначил же он их ставленника консуляра Магна командовать сирийцами.
— Я Магну не верю, — покачал головой Черепанов. — Я бы ему даже кентурии не дал.