Цена ошибки
Шрифт:
В самом начале войны разрозненные атаки авиации НАТО, сильно поредевшей от первого ракетного удара русских, на авиабазу удалось отразить. Но один из ударных американских самолетов прорвался к мосту через Эльбу возле Тангермюнде, сбросив на него ядерную бомбу в семьдесят килотонн. Аэродром Штендаль был стационарным объектом, и поэтому все сооружения были закопаны в землю или расположены в укрытиях, но ветер весь прошедший день менялся, с южного на северный и наоборот. Поэтому радиационный фон в окрестностях аэродрома уже превышал нормальный на порядок. Зайдя в тамбур подземной казармы личного состава, Гюнтер, как зомби, бездумно выполнил все указания дежурного дозиметриста по дезактивации и наконец-то попал внутрь. Его пилоты уже все поголовно дрыхли на койках, некоторые даже спали, не раздеваясь. Он было начал искать свободное место, но тут к нему подскочил дневальный, до этого дремавший на стуле у входа.
– Герр майор, пойдемте, я вас провожу до вашей комнаты. Вам, как командиру эскадрильи, отвели отдельную, вот сюда, заходите, – свистящим шепотом объяснял ему солдат. При этом он все время как-то странно смотрел на майора, но Гюнтеру было не до этого. Он вошел в свою комнату, закрывая за собой дверь и одновременно повернувшись, нашаривая на стене выключатель, не желая будить включенным светом своих пилотов. Включив свет, он схватился машинально за кобуру, услышав за спиной шуршание. В комнате уже кто-то был.
– Добрый вечер, Гюнтер. Не ожидал меня здесь увидеть? А я вот здесь. Я слышала, тебе майора дали, поздравляю. И ты снова сбил кого-то там. И сейчас прилетел, живой и невредимый. А вот мой Руди уже мертвый.
На кровати сидел человек, которого Гюнтер Фюльграббе меньше всего хотел увидеть и сейчас, и когда-либо потом. Эльза. Жена Рудольфа, ведущего второй пары его старого звена, сбитого в первом бою еще вчера вечером. Рудольф тогда замешкался, не стал стрелять по «старфайтеру» с немецкими крестами, а тот парень, уйдя из-под атаки, в свою очередь, сбил его меткой очередью из шестиствольной пушки. И что теперь мне делать, судорожно думал Гюнтер, глядя на заплаканное, но по-прежнему красивое лицо Эльзы.
– Как ты сюда попала? – стараясь оттянуть неизбежное и тягостное объяснение, спросил он. Бурную историю стремительного знакомства и последующей свадьбы Рудольфа и Эльзы два месяца назад обсуждала вся эскадрилья. Они познакомились недавно, тридцатого мая, на празднике дня Конституции ГДР. Группа летчиков была в увольнительной, поехала в Росток, где в кафе за соседним столиком сидели девушки. Две просто миловидные, а одна очень красивая, Эльза, с длинными волосами цвета спелой пшеницы. Руди был тоже очень хорош, высокий, в летной форме, с открытым мужественным лицом. Одним словом, парень с рекламного плаката, призывающего молодежь поступать в летные училища. И когда в кафе заиграла музыка, Руди сразу же пригласил Эльзу танцевать. Он, правда, предлагал сначала подойти Гюнтеру, но тут, как говорится, без шансов. По сравнению с ним Гюнтер смотрелся достаточно уныло – старый, ниже на голову ростом, с ранней сединой на висках, да еще с уродливыми ожогами на скулах и без того невыразительной физиономии. Ожоги достались Гюнтеру на память об одном неудачном дне декабря 1944 года. Тогда меткой очередью советского стрелка с бомбардировщика Пе-2 истребитель Гюнтера был подожжен, а сам он вдобавок, приземляясь с парашютом, сильно повредил ногу. Которую, в суматохе агонизирующего Третьего рейха, врачи так толком и не вылечили, оставив Гюнтера с легкой хромотой. К полетам его в конце концов допустили, а вот танцевал Гюнтер отвратительно. Одним словом, Гюнтер тогда отказался, и к девушкам подошел Руди. Потом у них с Эльзой был стремительный роман со сценами ревности, разрывами и возвращениями, который в итоге закончился свадьбой. Эльза даже пошла в ННА вольнонаемной, в батальон связи. Поэтому она стоит перед ним в форме. Но сам батальон дислоцировался возле Любека, откуда она взялась здесь, в Штендале, тем более на авиабазе, и как она попала в бункер летчиков?
– Сюда или в Штендаль? В Штендаль нашу роту перебросили сегодня утром, обеспечивать связь на этой авиабазе, потом как нельзя кстати сюда же перевели ваш полк. Как только у меня закончилась смена, сказала, что мой муж – летчик вашего полка, и прошла в расположение полка. Сразу после того как ваша эскадрилья вылетела на боевой вылет. И сразу узнала, что Руди уже сутки как погиб, техники сказали. В казарму я прошла просто, сказала дневальному, что мой муж сейчас вернется с вылета, и сунула ему бутылку «Корна» [44] . А когда вернулись твои пилоты, я зашла в твою комнату, чтоб им не мешать. Тебе все ясно? – Она подошла ближе, и Гюнтер машинально заметил, какая Эльза все-таки высокая, выше его ростом.
44
«Корн» – сорт дешевой кукурузной водки в ГДР.
– А теперь расскажи мне, Гюнтер, почему ты живой, даже там кого-то снова сбил, как мне рассказали, а мой Руди погиб в первом же бою? Почему так произошло? Что у вас там случилось? – Она подошла еще ближе, и Гюнтер с удивлением обнаружил, что она изрядно выпила. Ну точно, вот же, на тумбочке стоит рюмка и почти пустая бутылка «Кирша» [45] . Он попытался ее успокоить:
– Эльза, не кричи так громко, мои парни спят. У нас сегодня было целых пять боевых вылетов, я ничего не соображаю, устал чертовски, давай отложим этот разговор на завтра.
45
«Кирш» – сорт популярного вишневого двадцатиградусного ликера в ГДР.
Но его слова еще больше распалили ее, она начала кричать, глотая слезы и махая на него руками:
– На завтра? А оно вообще будет, это завтра? Я знаю, что твоя эскадрилья в последнем вылете потеряла троих! Думаешь, я не понимаю, на что ты надеешься? На то, что или тебя завтра собьют, или меня убьют! Ты что, тоже рассчитываешь смыться от меня, как Руди! – Она уже не соображала, что кричит, махание руками перешло в беспорядочные удары по рукам и плечам Гюнтера, у нее началась форменная истерика.
– Ну хватит! Не надо орать! Дай парням выспаться, иначе завтра нас всех собьют!
С этими словами он стал хватать ее за руки, но это плохо получалось, и тогда он просто сгреб ее в охапку. Когда он это сделал, из нее как будто вынули стальной стержень, который ощущался в ней всё это время. Она стала даже ниже ростом, крепко прижавшись своим лицом к его плечу. И уже шепотом все время бессвязно говорила, как будто отчаянно торопясь куда-то, по-прежнему перемежая свою речь рыданиями.
– Гюнтер, прости, я не знаю, что делаю. Будь проклята эта война. Руди… Как я его любила, если б ты знал! Я ведь целое сражение выиграла за него, думаешь, я не знаю, сколько у него девок было? И гораздо моложе меня, мне ведь уже двадцать семь скоро. Но я его завоевала, он мой уже был! Вот только ребенка завести не успели, я хотела сначала в армию устроиться, чтобы поближе к нему, а уж потом, через год-два… а тут вдруг эта война. Я столько страху натерпелась, когда вчера вечером на дежурстве сидела. Ведь эфир же слушаешь, знаешь, каково это слушать, как сразу целая прорва радиостанций внезапно замолкает, в течение нескольких минут, гражданские, военные, в разных странах… И ты понимаешь, почему. Потому что они все умерли. Вот так… Сразу. Потом стали приходить сообщения, нашей республике еще мало досталось, по сравнению с поляками, а у русских, так там вообще ад сошел на Землю. А мой Руди уже погиб тогда. Твои парни рассказали, как он погиб, по-дурацки. Не стал стрелять по немцу, а тот стал… Что мне теперь делать? Я так хотела семью, детей, казалось, всё, вытянула счастливый билет. Как же, муж такой красавец, да еще офицер, летчик! Ты мужчина, даже не представляешь себе, как тяжело женщине выйти замуж в Германии. Вас же так мало осталось, еще после той войны… И остается все меньше и меньше, с каждой минутой. – Он с изумлением обнаружил, что она расстегивает ему китель.
– Эльза, какого черта ты это делаешь? – Гюнтер попытался отстраниться от нее, но она уже вцепилась в него мертвой хваткой.
– Какого черта? – Она подняла лицо, и он близко увидел ее совершенно сумасшедшие синие глаза. – Я что, тебе уже не нравлюсь? Думаешь, я не видела, как ты украдкой на меня смотрел на нашей с Руди свадьбе? – Она, не переставая непрерывно говорить хриплым шепотом, уже стащила с него китель и начала расстегивать пряжку его ремня.
– А как же Руди? – попытался возразить Гюнтер, стремительно утрачивающий волю к сопротивлению под таким бешеным напором.
– А Руди погиб, ты же сам видел. Руди… – Она наконец справилась с ремнем и стянула с него брюки, одновременным движением заваливая его на кровать.
Гюнтер потрясенно понял, что он будет форменным образом изнасилован в ближайшие несколько минут.
– Руди… – продолжала говорить Эльза таким же горячечным хриплым шепотом, горько усмехаясь. – Ты знаешь, я всегда держала собак. Всё время. Даже у родителей сразу после той войны были две овчарки, так что я в собаках понимаю… Так вот, Руди был догом. Таким красивым, сильным, породистым. Которые медали получают на выставках. С которым можно пройти в выходной день по тротуару. И все на тебя вместе с ним будут оглядываться. Завидовать тебе. – Она тем временем окончательно освободила его от одежды, одновременно стаскивая с себя форменный мундир. Момент, когда она успела снять с себя юбку, Гюнтер даже не заметил, словно загипнотизированный ее непрерывным шепотом.