Цена правосудия
Шрифт:
К сожалению, для черноволосого, у Слона были совсем иные планы. Когда замысел парня стал оправдываться, и ящер уже не бегал по арене, а вымотавшись плюхнулся на брюхо, бандит взревел:
— В атаку! Хотите чтобы он один прославился и получил всю награду? Вы для этого через ловушки прыгали? — рявкнул он, и выжившие бросились вперёд, словно забыв, что вооружен среди них был лишь сам Слон.
Зек между тем умудрился чуть отстать от группы, уйти в сторону и, дождавшись пока люди, охваченные жаждой поучаствовать, начнут лупить тварь кулаками и ногами, нанёс свой удар.
Длинный шип раскрылся, распрямляясь, и вылетел вперёд длинным копьём, устремляясь к огромному немигающему глазу. Прошёл насквозь, и шар лопнул, разбрызгивая по белому мрамору кровь и прозрачную жижу. Тварь взревела и забилась в агонии. Зеленоглазый пытался удержаться на бешено скачущей голове, но после особо резкого рывка заострённый конец кости выскользнул из раны в голове твари. Парень попытался уцепиться рукой за гребень, но пальцы соскользнули и его отбросило в сторону стены, впечатало спиной в колонну, и он сполз по ней на пол, попытался подняться, но тут же упал вновь.
Бандит тем временем снова сложил рог-копьё коротким свистом и выбросил его ещё раз, и ещё. Сверлящее копьё пронзило глаз, челюсть и ушное отверстие. Один из выпадов, видимо, наконец достал до мозга, и гигантская ящерица дёрнулась, зашипела и вывалив язык, упала на пол, конвульсивно дёргаясь. Слон подождал, пока конвульсии прекратились, и подошёл к голове твари. Оглянувшись на зеленоглазого, Слон заметил:
— Ты прав, парень. Я не начинаю действовать до тех пор, пока это не станет абсолютно необходимо. Подумай об этом — подольше проживёшь.
Он поднял рог и резко свистнул. Рог взвизгнул, вытягиваясь и закручиваясь прямо в череп ящера. Тщательно выбранный угол атаки и хороший прицел — витой рог вошёл точно в дыру между пластинами чешуи, оставленную костяной дубиной зеленоглазого. Ящер дёрнулся, и бандит повторил атаку ещё дважды, после чего ящер затих.
Зал взорвался радостными криками. Выжившие разом забыли ужасы, которые только что претерпели, и про тех, кого ящер всё-таки успел задеть когтями, а успел он задеть троих, и выживших среди них не было, главное, что они знали — они выжили и выполнили испытание, ещё пять минут назад казавшееся невозможным.
Слон усмехнулся, позволил рогу свернуться в обычную короткую форму и, не торопясь подошёл к черноволосому, который всё ещё пытался встать, но вывернутая под неестественным углом нога и явно сломанная рука этому не способствовали.
— А ещё я не оставляю за спиной опасных врагов, — негромко произнёс он, оглянулся на остальных и ощерился, — остальные олени как раз заняты, никто не заметит…
Слон поднял рог и приготовился закончить жизненный путь зеленоглазого, но тут в победные возгласы снова вклинился уже знакомый голос распорядителя:
— Испытание завершено! Выжившие аколиты будут направлены во внешнюю зону и там станут ожидать решения Совета администраторов о своём будущем на службе великой цели! Помотрите же на прекрасный мир, в котором вам предстоит отныне жить!
Стены потускнели, дрогнули и скользнули назад и вниз, оставив на месте лишь массивные колонны. Остальное же пространство, оказалось словно бы гигантским окном, которое показывало окружающий мир.
По крайней мере все, кто был в зале, искренне надеялись, что это окно. Наверху виднелось звёздное небо, слишком яркое и чистое даже для самого прозрачного воздуха. Кроме зависшей в зените туманности, очень напоминавшей череп, которая занимала примерно десятую часть полусферы, были ещё и другие туманности и созвездия. Девять ярких разноцветных рукавов уходили от циклопического черепа, моргавшего пульсаром из пустой глазницы, но кроме них мелькали и куда более близкие объекты.
Но тем не менее очевидно было одно — это не земное небо. ыжившие аколиты даже не заметили, как вспомнили, что такое «Земля», и как звёздное небо над ней должно выглядеть.
— Ну нифига себе, — высказал всеобщую мысль Слон, разом забыв про зажатый в руках рог, и повернулся боком к зеленоглазому, — вон как оно обернулось-то. Видимо, расчёт откладывается…
Брюнет не ответил. С трудом перевернувшись на спину — ноги не работали, он сел, опершись на колонну, и смотрел на звёздное небо. На худом лице застыло выражение, которое не понимал и он сам. Он глядел на череп и хвосты туманностей, пока наконец боль и слабость не перебороли волю, и зеленоглазый наконец провалился в спасительное забытье.
Глава 4
— Имя… Назови имя… — голоса прорезали тишину и пустоту, выдёргивая его из неги забытья
«Какое… имя?» — то ли ответил, то ли подумал он. Тела не было, голоса не было, осталась лишь искра сознания, которая стремилась погаснуть обратно
— Твоё… имя… Назови… его… — голоса стали громче и различимей.
«Нет. Обойдётесь. Кто бы вы не были,» — он хотел изобразить неприязнь к просителям, но эмоции остались где-то там, далеко.
— Назови Имя!
— Ты умрёшь, назови имя!
«Идите к чёрту. Если умру, то так тому и быть», — подумал он, позволяя киселю, из которого вроде вынырнуло его сознание, поглотить его вновь.
— Нет!
— Не смей!
— Он нужен… Он нам нужен, мы не должны потерять…
— Времени мало… времени совсем нет…
— Неважно… в другой раз, в другой раз мы придём, придём… с новыми… знаниями…
Но он уже не слышал голосов, позволяя своему «я» раствориться в окружающей пустоте…
***
Брюнет резко открыл глаза, сел и ударился о какую-то полку. Зашипел от резкой внезапной боли во лбу и помотал головой, приходя в себя. Тело не болело, да и движения ничего не ограничивало. Впрочем, был ли это паралич или что-то иное? Шок, усталость, контузия? Это ему было неясно. Да что там, ему было неясно, откуда вдруг пришло понимание того, что такое шок, паралич или контузия! Раньше память работала немного иначе…
«Стоп. Это не только воспоминания, это ещё и само восприятие действительности», — в смятении подумал парень, опуская взгляд на свои руки. Руки как руки, пять пальцев на каждой, мелкие шрамы — следы детских и юношеских глупостей. Вот только… раньше он их видел совсем иначе, словно бы… менее комплексно, скорее воспринимая как некую идею, абстракцию: это руки, ими можно хватать, это ноги, ими можно ходить. А детали значения не имеют. Словно они для него ничего особенно не значили — будто инструмент, а не привычная часть собственного тела.