Цена счастья
Шрифт:
* * *
Когда Эмма наконец освободилась, было уже слишком поздно определять, кто же находился внизу, когда она осматривала чердак.
Ночью Барнаби не дал ей размышлять над «феноменом тени», предложив в порыве великодушия:
— Давай завтра поедем в Лондон. У меня есть неотложные дела, а ты могла бы побродить по магазинам, заодно навестить и милую тетю Деб. А потом мы отправимся в театр и поужинаем. Одним словом, устроим себе небольшой праздник.
—
— Я не думал, что ты с головой окунешься в домашние заботы. Сейчас ты похожа на обреченную узниц, получившую нежданную отсрочку смертного приговора.
— Не могу согласиться с вашим леденящим душу сравнением, сэр. Скорее мною овладело чувство, словно я делю своего мужа с целым миром. — Эмма обрадовалась, что не произнесла: «с другими женщинами» или «с призраками», хотя эти слова ревности вертелись у нее на языке.
— Ты ни с кем меня не делишь, любимая. Неужели ты настолько разволновалась из-за этих дурацких тряпок, найденных детьми? Мы с Рупертом подозреваем, — в глазах Барнаби загорелась лукавая искорка, — что наш отец содержал любовницу. Это единственная убедительная версия, которая может объяснить появление в нашем доме столь фантастических нарядов.
— Но почему они хранились на чердаке? — спросила Эмма.
— Это тайна.
— Дадли знает правду, — подсказала Эмме женская интуиция.
— Может, и знает. Вероятно, старик отец вел себя вызывающе, чем и оскорбил сыновьи чувства моего ранимого брата.
— В этом не было бы ничего удивительного, — согласилась Эмма.
Глаза Барнаби лукаво сверкали; он явно забавлялся.
— Мне кажется, ты и сама немного чопорна.
— Вовсе нет! Я…
Эмма поняла, что муж ее просто дразнит; она покраснела, засмеялась и не заметила, как оказалась в его объятиях. Наступил покой. Мир существовал только для них, даря упоение и восторг.
* * *
Супруги задумались: можно ли оставить Луизу одну с детьми на весь день, но Барнаби, поколебавшись, без тени сомнения сказал, что ответственность пойдет ей на пользу. Она справится, если будет знать, что у нее нет другого выхода. Неужели его жена обязана играть роль няньки Луизы Пиннер?
Сама гувернантка клятвенно заверила, что все будет хорошо. И смущенно заметила: Дадли ей поможет. В это утро дети были относительно послушными; возможно, они останутся такими же весь день.
Эмма подумала про себя, что это неправдоподобно. Но даже шалости близнецов ее не волновали. Сегодня она была женой Барнаби, и ничто не могло омрачить их праздник.
Сначала они заехали на квартиру, где мисс Клак, кое-как занимавшаяся уборкой, удивленно воскликнула:
— Боже мой! А я думала, что вы в Испании.
— Пока еще нет, — ответила Эмма. — Мы были в деревне. — Она прошлась по комнате, где впервые встретилась с Барнаби, сдвинула Босуэлловского «Джонсона», который вновь перемесился на тот же стул, и села. Миссис Клак продолжала говорить, словно про себя.
— В деревне? В проливной-то дождь! Я называю такую погоду непотребной. Вот бой быков — захватывающее зрелище…
Из кухни появился Барнаби; взглянув на Эмму, он заметил:
— Сейчас у тебя то же самое выражение лица.
— Какое?
— То самое, которым ты меня сразила. Пожалуй, следует приводить тебя в мою холостяцкую берлогу почаще.
— Должно быть, я обязана особенным выражением лица твоему «Джонсону». Миссис Клак собирается провести здесь все утро?
— Она уже уходит. Я дал ей выходной.
— Нечто вроде королевских каникул?
— Вот именно. Не забывай, что у нас медовый месяц.
Раздался громкий голос миссис Клак:
— Я не кончила уборки, как вы велели. До свиданья. — И за ней захлопнулась дверь.
— Дорогой, — томно прошептала Эмма. — Как ты думаешь, не отвернуть ли голову мистера Джонсона в другую сторону?
Планета перестала вращаться, и время остановилось…
* * *
Когда пришла пора навестить тетю Деб, Эмма призналась почтенной леди:
— Я бесконечно счастлива. Так счастлива, что мне даже страшно.
Тетя Деб не сводила с миссис Корт ясных проницательных глаз.
— Тебя беспокоят события, о которых ты мне писала? Должна сказать, что ты стойко перенесла удар. Не каждый мужчина в медовый месяц позволит себе взвалить на молодую жену двоих детей от первого брака.
— Но не каждый мужчина — Барнаби.
Тетя Деб недоверчиво усмехнулась:
— Милая, ты ослеплена любовью. Не подумай, что я тебя осуждаю. Этот роковой мужчина обладает даром гипноза. Но я уже говорила: не доверяй своему идолу.
— Он не рассказал мне о Жозефине и о детях только потому, что я не хотела его слушать. Я не переставала твердить: «Прошлого не существует. Настоящее принадлежит нам, и все». Мне было ясно, что такой яркий мужчина, как Барнаби, имеет бурное прошлое. Но я ничего не хотела об этом знать. Оно не должно стать частью нашей совместной жизни… по крайней мере, так мне тогда казалось. Теперь я признаю, что была наивной.
Тетя Деб наградила племянницу проницательной, все понимающей улыбкой:
— Я думаю, ты справишься с мужем, моя дорогая. Только не позволяй ему разлюбить тебя.
— Ни за что! — вскинулась Эмма. — Я на век приворожу Барнаби.
— Желаю удачи, а теперь расскажи мне все обо всем
Внимательно выслушав Эмму, тетя пришла к выводу;
— Сомнений нет, мать вряд ли мертва. Мегги, очевидно, относится к тому типу детей, которые любят фантазировать, запугивать себя и близких. Я понимаю, что Южная Америка — весьма экзотическая часть снега, но, если бы Жозефина находилась не в экспедиции, а в могиле, зачем Барнаби стал бы утаивать ее смерть?