Цена счастья
Шрифт:
— Нет! — прервал вдруг Ротерхэм эти словоизлияния. — Нет, не разрешил…
Приведенный в замешательство этим неожиданным ответом на свои риторические вопросы, Джерард уставился на маркиза.
— Я подумал тогда, что не очень-то ты храбр, если ты так безропотно подчинился моему запрету.
Румянец залил щеки юноши.
— Я был вынужден, — вспылил он. — Вы всегда подчиняли меня себе. Я всегда был вынужден делать так, как вы приказывали, потому что вы платили и за мое образование, и за учебу моих братьев, и за Кембридж тоже. И если бы я когда-нибудь осмелился…
— Хватит! — В этом коротком
— Нет, — голос юноши нервно дрожал, — нет, но… Но я знал, что это вы послали меня в Итон, а сейчас послали туда и Чарли, и…
— Это я сказал тебе об этом?
— Нет, — пробормотал Монксли, который был не в состоянии вынести прямой взгляд этих горящих гневом глаз. — Моя мать…
— Тогда как ты смеешь так говорить со мной, ты, мерзкий щенок?
— Простите меня, — пролепетал пунцовый от стыда Джерард. — Я не хотел… Конечно, я благодарен вам, кузен Ротерхэм…
— Если бы мне нужна была твоя чертова благодарность, я сказал бы тебе, что взял на себя заботу о твоем образовании. Но я в ней не нуждаюсь!
Юноша покосился на него:
— Я рад. Мне было бы невыносимо знать, что я обязан вам, особенно теперь!
— Успокойся. Ты мне не обязан. Никто из вас мне ничем не обязан. Я ничего не сделал для вас.
Джерард изумленно поглядел на лорда Ротерхэма.
— Ты удивлен, не так ли? Уж не вообразил ли ты, что меня всерьез волнует, где и как ты учишься? Ты сильно заблуждаешься. Единственное, что меня беспокоит, это то, чтобы сыновья твоего отца были такими же образованными, каким был он сам. Такими какими он хотел их видеть. И все, что я сделал, я делал только ради него. Не ради вас.
— Я… я не знал, — запинаясь, проговорил удрученный Джерард. — Прошу прощения, сэр. Я не хотел говорить то, что сказал.
— Прекрасно! — буркнул маркиз.
— Я действительно совсем не думал, что вы…
— Будет, будет.
— Да, но… Я вышел из себя. Я не должен был…
Ротерхэм усмехнулся:
— Я не настолько жесток, чтобы не простить тебя за это. Ну что ж, ты закончил перечисление всех моих прошлых преступлений? В чем состоит мое нынешнее прегрешение?
Молодой человек, который был вынужден просить прощения у своего опекуна, не знал теперь, как бросить тому в лицо свое заключительное обвинение, как сделать это со страстностью, так необходимой для того, чтобы убедить маркиза в серьезности этого упрека и в своей собственной искренности. Сейчас он попал в невыгодное положение, и понимание этого вызывало у юного Монксли скорее раздражение, чем благородный гнев. Наконец он угрюмо произнес:
— Вы разрушили мою жизнь.
Эти слова звучали гораздо эффектнее, когда он репетировал свою речь, ожидая в Зеленой гостиной. Если бы лорду Ротерхэму посчастливилось услышать их в тот момент, они могли бы вывести его светлость из состояния презрительного равнодушия и даже проникнуть в его ледяное
— Вам это кажется забавным?
— Чертовски.
— Да? Если вы бесчувственны, словно… словно камень, то считаете, что и у других людей нет никаких чувств?
— Напротив! Меня все время тошнит от чрезмерной чувствительности, демонстрируемой очень многими моими знакомыми. Но это к делу не относится. Удовлетвори мое любопытство — каким это образом я так неожиданно достиг того, что, по твоему убеждению, было моей целью вот уже много лет?
— Этого я не говорил! Может быть, у вас и не было намерения разрушить все мои надежды. Могу с готовностью поверить, что вы даже не удосужились подумать о том, что я должен был почувствовать, когда услышал… когда я обнаружил…
— Постарайся изъясняться логично, — прервал его Ротерхэм. — Уже тот факт, что я испытываю злобное удовольствие от крушения твоих планов, доказывает наличие у меня такого намерения. Нет, мне нужно было все-таки послать тебя учиться в Оксфорд. Ясно, что в этом Кембридже тебя не заставляют изучать логику.
— Замолчите, черт возьми! — вскричал Джерард. — Думаете, я ребенок, которого можно бранить и презирать? Ошибаетесь! — Его нижняя губа задрожала, а глаза наполнились слезами. Он торопливо вытер их и снова заговорил срывающимся голосом: — Вы даже не потрудились сообщить мне!.. Я узнал спустя несколько недель. А ведь вы должны были знать… должны были знать, каким ужасным ударом станет для меня эта новость! — Не находившие выхода эмоции душили юношу. Он судорожно вздохнул и закрыл лицо руками.
Лорд Ротерхэм насупился. Он внимательно поглядел на своего воспитанника и отошел к столу, на котором стояли несколько графинов. Налив вина в два стакана, маркиз вернулся к своему креслу и поставил один из них на стол. Потом, положив руку на плечо Джерарда, участливо сжал его:
— Ну, довольно. Успокойся. Я же говорил, что не люблю чрезмерной слезливости. Нет, я не браню тебя — теперь вижу, что дело гораздо серьезнее, чем я думал. Вот вино. Выпей его и объясни вразумительно что я такого наделал, что ты так разволновался.
Вряд ли в этих словах ощущалось большое сочувствие. Но в бесстрастном голосе маркиза уже не было насмешки.
— Я не хочу говорить об этом! Я…
— Делай то, что я велел!
В тоне Ротерхэма вновь зазвучала сталь. Юный Монксли тут же уловил это и непроизвольно вздрогнул. Схватив дрожащей рукой стакан, он немного отпил из него. Маркиз вновь уселся в кресло перед большим столом и тоже взял вино.
— А теперь, если можно, расскажи в нескольких словах, в чем дело.
— Вы сами знаете, в чем дело, — с горечью проговорил юноша. — Вы использовали свой титул и свое богатство, чтобы украсть единственную девушку, которая была мне дорога. — Он заметил, что Ротерхэм пристально глядит на него, и добавил: — Я имею в виду мисс Лейлхэм.