Цена смеха
Шрифт:
– О! Гляди! – Валя обнажил металлический стержень и демонстративно протянул его на ладони.
Гриша, позабыв об ушибе, взял пику в руку и принялся изучать, пытаясь отыскать в нем что-то такое особенное, что оправдало бы его ушиб. Но, так ничего такого и не обнаружив, он замахнулся было им, делая вид, что хочет выбросить, но в тоже мгновение ощутил у себя под подбородком что-то круглое и пластмассовое. По ощущениям и догадкам было похоже, что это тот самый фонарик, что Валька держал в руках все это время. И вот это время настало.
– Я его сейчас включу и
– Не стоит моя голова, какого-то окурка, – произнес Гриша, нервно сглотнув.
– То-то же! – уже переменившись в голосе, произнес Валька, забирая находку. – Это набалдашник от зонтика того бедолаги…
– О котором тебе не хочется говорить, – рискуя, перебил Гриша друга.
– Все верно, о том самом кретине, что при рождении изуродовал мне трируку. Я думал, когда стоял под движущейся лентой, что вычислил его по номеру ступени, на которой он стоял. Но я вспомнил, что у него одного был зонт-трость и эта самая трость намертво застряла между секциями ступенек.
– Ну-у, – протянул Гриша, вновь беря в руки наконечник, – тогда все очень даже здорово сходиться. Зонт застрял, тот его принялся пытаться извлечь, сходить уже совсем скоро, занервничал, от того принялся дергать сильнее, чем и спровоцировал затык. А уж кто там у него на ногах повис – поди разбери! Бред же ж! А вообще, дружище, сложно все, конечно. Весьма, знаешь ли. Другое дело у меня! Прыг! И готово! Красота!
– А вот перестанут они прыгать вовсе и что ты тогда делать станешь, м? Рыгать до беспамятства у желтой линии на перроне? А ты курсе, что Старуха всякий раз блевотину твою аккурат начисто вытирает, а? Прямо-таки перед запуском. Как тебе такое?
– Ка-а-ак, вытирает, – жалко протянул Гриша, переменившись в лице и как-то даже почернев немного. – Но я ведь…
– Но ты ведь да, знаю. Старался, – изображая иронию, произнес Валя, успокаивающе положа тяжелую руку на плечо товарища. – Никто не поскользнулся еще. Вообще ни разу. И вообще. Что за чушь?! Хотя… Дело случая, в принципе.
Злосчастная улика вновь перекочевала в руки истинного владельца. Валя принялся подкидывать ее, словно пытаясь взвесить. Увесистая штуковина, – подумал слесарь и, как-то странно и совсем не обычно для себя прищурившись, уставился на затылок товарища. Затылок сморщился, словно бы почуяв неладное и обернулся лицом.
– А вообще знаешь, ты прав, – произнесло лицо с задумчивым видом. – Вот перестанут они сигать – с чем я тогда останусь? Весь же смысл у меня вот в этом! – И Гриша потряс рукой с зажатым в ней телефоном.
Валька понял, что не в телефоне дело, а в его камере. И ухмыльнулся.
– Чего ты опять ухмыляешься надо мной? – чуть не плача, с обидой в голосе, произнес машинист и, по привычке как бы, утирая рукавом нос.
– А то. Опять ты вот, то на случай полагаешься, а теперь вот еще и это, – Валя с отвращением кивнул на зажатый в кулачке плоский предмет серебристого цвета. – А сломается он, что делать станешь, м? На работу не выйдешь? В депрессию впадешь, пить снова станешь и пошло-поехало – жизнь под откос… Ерунда это все, ясно тебе? Ты, вот что, дружище, завязывай давай и думай лучше, как тебе их, а не они тебя.
Грише не нужно было объяснять дважды. Он все понимал сперва – прекрасно совершенно. Требовалось, разве что, иной раз, подобным вот образом, поправлять его вектор в нужном направлении. Пожалуй, он принадлежал к тому типу большинства особей, которые, задавшись целью и встав на этот путь – быстро слишком привыкали и обживались в этом потоке энтузиазма, от чего теряли из виду впереди горящую цель. Вроде бы и живешь с прежним запалом и задорством, а зачем оно все и ради – уже и не помнишь. Вот таким нужно было всякий раз напоминать зачем именно они здесь живут. Или не здесь. Какая разница…
– Хорошо, – с серьезным уже видом, заявил машинист, весь подобравшись и потуже затянув форменный галстук синего цвета. – Я что-нибудь придумаю.
– Что конкретно? – спросил Валя с нажимом и опять он так прищурился странно.
– Да чего ты опять вот начинаешь? – едва-заметно дрогнув голосом, ответил Гриша, не выдерживая напора этих двух щелок и всем телом подавшись назад. Чтобы не потерять равновесия окончательно, ему пришлось ухватиться рукой за парту.
– Я начинаю?! – уже свирепея, заорал Валька и от души замахнулся на товарища рукой с зажатым в кулаке тяжелым наконечником.
Гриша инстинктивно съежился весь, присел, закрыв голову всеми руками. А Валентин, так и застыл в этой страшной позе и с не менее страшным лицом. Завидев перед собой трясущегося товарища, пелена спала с глаз и шум, что нарастающим гулом возникший в голове, в один миг прекратился.
Валька вновь ухмыльнулся и отложил наконечник в сторону, как-то странно взглянув на него при этом, словно бы решим разобраться с ним после, наедине.
– Неправильные у тебя инстинкты, товарищ машинист, – улыбаясь, произнес Валя, хлопая напарника по плечу. – Выходи давай. Все уже позади.
– От чего же неправильные? – как ни в чем небывало, ответил Гриша, выпрямляясь и расправляя на себе форму.
– Спасительные они какие-то. И жалкие от того, – Валя говорил и, между делом, запаривал очередную порцию чая. Себе он решил заварить ромашкового.
– А что же мне делать нужно было? Кидаться на тебя чтоли? – как бы с вызовом и обидой в тоже время, произнес Гриша, заглядывая за плечо друга. Его мало интересовала мораль сейчас. Важнее было то, какого чаю он сейчас наконец-то изопьет.
– Именно! Пресечь, так сказать, распутство смутьяна! Ты что же, не заметил, что смута на меня нашла и порыв? Сконфузился весь, мол, делайте со мной, что хотите… Так не пойдет, дружище… Не-а. Это ты, получается, подставил бы меня. – Валя замолчал. Сейчас был важный момент не перекипятить воду в чайнике. Гриша же подумал, что это ему дают возможность выговориться.
– Вот те на! Опять все машинисты виноваты! – в сердцах выпалил тот, – это же мы гоним сквозняк из тоннеля. Хорошо. Твоя правда. Но не соглашусь, пока ты мне не растолкуешь по сути.