Цена смеха
Шрифт:
Валька лишь изредка испускал тяжелый дух, иной раз поглядывая на лакированную пару остроносых туфель, что стояли подле него на бочке.
– Я вам такую вещь скажу, товарищи! – произнес Валька, словно пробудившись от сна на посту, – всякому – всякое!
Услышав изречение, трирука, выскользнув из наспинного кармана, позволила себе одобрительный жест по плечу человека. Валя понимающе накрыл ладонь сверху и вновь погрузился в безмолвную тишь потока своих мыслей.
Так и просидев, слесарь не заметил даже, как все вокруг притихло и как-то осунулось. Крысы и те, перестали задевать хвостами пустые жестяные банки и стеклянные бутылки с сомнительным содержимым. Мир для Валентина
– А вот и оно! – радостно воскликнул Валентин, резко вскакивая со стула, о чем неминуемо пожалел, так как в глазах потемнело, а отсиженные ноги предательски подкосились. Привычный слуху скрип тормозов, вызвал на некрасивом лице слесаря улыбку.
Шипение пневматики, грохот открывающихся дверей, топот множества ножек…
– А вот и мы! – торжествующе воскликнул Григорий, вихрем ворвавшись в помещение.
– Ты опять с корешами? – раздался голос откуда снизу.
Смутившись, машинист еще раз окинул пустующее помещение внимательным взглядом и, не глядя пододвинув к себе стул, уселся, продолжая хмуриться и пыхтеть на манер Христофора.
– С корешами. Опять, да, – согласился тот, материальный который, чиркая зажигалкой и поднося ее кому-то, только ему известному. – А ты? Сам то чего?
– Да тут я. На полу валяюсь, – развеяв мнительность событий, произнес Валентин, уже изрядно насытившись игрой воображений. – Помоги встать.
– Ты должен сделать это сам, – невозмутимо ответил товарищ, протягивая руку помощи.
– Все так и есть, – согласился Валька, вновь усаживаясь на своем троне.
– Ну, – буднично произнес машинист, ковыряя щепкой в ногте, – что нового?
Валентин, хитро прищурившись, уставился на товарища, словно бы вопрошая его, от чего тот так спрашивает.
– Что? – изобразив удивление, спросил Гриша, позволив себе слегка надменно улыбнуться. Слегка не вышло. Вышло чересчур. – Кстати. Отличные туфельки. Я тебе давно говорил, что хватит размениваться по мелочам. Над твоими шнурочками один лишь смех.
Молчаливо соглашаясь с другом, Валька с досадой уставился на тщедушную табличку с висящими на ней разноцветными огрызками. Удрученно вздохнув, взгляд коснулся туфель, что стояли на толстенном куске железа, и стало заметно веселее. Хотя Валентин никак не мог оправдать эту, внезапно нахлынувшую, веселость. Но он и не смел противиться этому новому чувству довольства самим собой. Чувствовать себя хорошо – уже благо. Но что за всякой хорошестью стоит? Всякое и стоит. И каждый сам распоряжается этим всяким, к какому разряду отнести и прочее.
Вытряхнув взбалмошный рой мыслей из головы, Валентин, словно пробудившись от внезапно нахлынувшего сна, уставился на гостя. Тот продолжал что-то рассказывать, сопровождая свою одностороннюю полемику активной жестикуляцией.
– Правильно, правильно, – заметил Валя, одобрительно кивая взлохмаченной головой, – гони их.
– Кого это, гони? – непонимающе спросил Гриша, затем, вновь отмахнувшись, продолжил. Но Валентин его не слушал. Он пытался отыскать глазами свой трофей. На привычном месте туфель не оказалось. Они оказались на машинисте. Туфли были явно малы ему и потому он варварски замял тем пятки, придав убогий вид. Вале это не понравилось совсем.
– … кощунство и вопиющее варварство! – восклицал варвар, сминая пятки сильнее.
– Знаешь, что, дружочек? – ядовито прошипел Валентин. – А ну! Дай-ка сюда обратно! – Валя вытянул впереди себя руку и, перевалившись всем телом, нагнулся за своими туфлями. – Это тебе не шлепанцы, усек?
– А, – только и успел выдавить из себя Гриша, поспешно избавляясь от приобретения. Спорить он не стал, так как не умел.
– А за тем вон зонтиком – мы потом с тобой сходим.
– За каким еще зонтиком? – спросил Гриша, опешив. Его выдернули из диалога собственной беседы и теперь, весьма грубо, окунули в омут новой, ему совершенно незнакомой.
– Ты меня не понял, – констатировал Валя, возвращая туфли на их прежнее место и любуясь ими. – Я обратил внимание, что сегодня все посетители были с зонтами.
– И? – непонимающе хлопая глазами протянул машинист.
И… И в самом деле. В этот момент Валентин как-то по-новому странно уставился на собеседника, будто бы впервые встретил того и… И это самое пресловутое «и…» эхом пронеслось в подкорке Вали, весьма болезненно ударяясь о стенки подсознания.
И, – вновь подумал Валентин, пытаясь сложить те осколки мыслей, что вдребезги разлетелись от бумеранга «и».
– Детали одной не хватает, вот что, – вдумчиво произнес Валя, нехотя вставая и отправляясь наружу. – Ты это… вот что…
– Да с тобой я пойду, давай, – понимающе произнес напарник, толкая товарища в плечо, подгоняя. Плечо нехотя поддалось и оба оказались на перроне. Здесь было светло и просторно и, что главное – совершенно тихо. Стены метро словно бы поглощали весь лишний шум, позволяя существовать лишь тем звукам, которые сродни атмосферы метрополитена. Постояв немного, как бы давая привыкнуть всем друг к другу, Валя, подавшись телом вперед, уверенно зашагал в сторону эскалатора. А именно, к тому самому месту, где несколькими часами ранее случилось кое-что, о чем Валя старался не думать. Но не думать об этом не получалось, так как жутко болела левая скула. Когда Валя повис на ногах бедолаги, правая нога того вырвалась из цепких объятий Судьбы и принялась трепыхаться в скандальной манере. Валька быстро справился с ногой, но прежде та заехала ему по лицу.
Потирая зудящую щеку, Валентин подошел к концу ленты и спрыгнул вниз, подсвечивая себе фонариком. Здесь все было совершенно нетронутым. На отсутствующих секциях-ступенях все еще болтались обрывки чьей-то одежды.
Чьей-то, – Валентин ухмыльнулся, продолжая водить лучом электрического света.
– Чего ты там разыскиваешь, дружище? – поинтересовался напарник, с трудом сдерживая свое недовольство, вызванное полнейшим неведением.
– Да уж все, баста, – откликнулся слесарь, подковыривая что-то сверху. – От, зараза такая! – В глаза летела пыль и ржавчина, что успела уже образоваться в особо мнительных местах эскалатора. Выковырнув металлический наконечник, Валька устроил ее себе под руку и с озабоченным видом принялся освещать цепь ленты. В особенности его интересовали ролики, на которых та самая цепь покоиться.
– Ну и долго ты там копаться собрался? – осмелев, машинист просунул голову в проем, чем здорово напугал слесаря, который, увлеченный своими заботами о той влаги, что стекала с одежд посетителей метро и теперь ржавчиной вся осела на механизмах эскалатора, уже и позабыл о существовании напарника.
– Да все. Сказал же, баста! Чего непонятного то, а? – вспомнив о нем и здорово так вздрогнув, Валя двинул тому фонариком по лбу.
– А непонятно то, что ты со своим бастой уже полтора часа назад… Ой, больно-то как, – Гриша потирал ладонью пришибленный лоб, недовольно буравя взглядом товарища.