Цена смеха
Шрифт:
– А суть в том, – Валя повернулся с двумя чашками ромашкового чая и подошел к столу, – что ты, податливостью своею, меня чуть было под грех не подвел. А если бы инстинкты твои в другую сторону работали – не на спасительный лад, а на оборонительно-боевой хотя бы, то обошлось бы все. Глядишь, оплеуха с горяча – меня и привела бы в ощущения. Я бы тебе даже руку пожал за это.
Гриша закатил глаза к верху, видимо, переваривая услышанное и, так ничего и не ответив, потянулся за чаем.
– Главное, – произнес довольно Гриша, – это
Валька обреченно вздохнул, закрывая своим плечом кружки чая от тянущихся к ним загребущих рук машиниста. Но движение это вышло неловким (развернуться было негде), и Валя бросил эту затею. Хотя, чаю планировалось выпить минимум пару чашек.
– Главное – чай, – едва-слышно недовольно пробубнил Валентин, провожая взглядом улетающий, в известном направлении, бокал.
Громко отхлебнув и, после чего, смачно причмокнув, машинист заявил:
– Мне тут сон приснился.
И все же странная эта штуковина, – размышлял Валентин, буравя задумчивым прищуром ярко-желтый металлический набалдашник. – Словно бы роковая вещица выходит. Ну, точно! Прям кино сюжетное! Роковая и есть… Этот, хирургия-ампутация который – помер в лестничном валу. Я – чуть было машиниста этого треклятого не порешил… Хотя, давно уже надобно было бы…
Валька, прищурившись, уставился на машиниста, чьи по щенячьи довольные глаза созерцали все вокруг, иной раз остановившись на собеседнике и, как бы, продолжая неслышимый никем монолог.
«Вот идиот. Опять думает, что мне что-то рассказывает. Забывает человек рот раскрывать, ну что ж теперь, – подумал Валя, а вслух произнес:
– … – Валя выразительно уставился на того и принялся активно жестикулировать, встал со стула даже, для убедительности. Он делал все, будто бы рассказывает что-то вопиющее, не влезающее ни в какие рамки. Все, кроме раскрывания рта. Глаза он тоже выпучил и пилил ими собеседника. Тот, в свою очередь, притих, ну, можно было бы подумать, что он замолчал, если бы говорил до этого. Уставился на Валю с полнейшим недоумение в глазах. – Критин! – этим и закончил Валя свой молчаливый, вроде как, диспут и, для убедительности решивши, постучать указательным пальцем по голове машиниста. Этот крайний жест должен был развеять все сомнения и поставить жирнющую точку абсолютно во всем. Но, как говориться – начинается все именно с точек.
– Валь, ты бы это, проветрился чтоли сходил, – раздался знакомый голос за спиной Вали.
Валька вздрогнул, притих замерев. Вздернутую, для финального жеста, вверх руку – жгло холодом. В ней опять оказался тот злосчастный наконечник. Испуганно выбросив его в сторону и отшатнувшись, Валька с неизменным испугом в глазах, уставился на машиниста. Тот был спокоен, как тот разведчик весной и попивал свой чаёк.
Невозмутимость товарища подействовала на Валю, как вылитое на голову ведро холодной воды.
– Ты знаешь, это дичь какая-то, – Произнес слесарь, вытаращившись на тот угол, в котором поблескивал злосчастный металл, – а я не люблю дичь.
– Да уж, точно. Тут с тобой не поспоришь, – вздохнув, согласился Гриша, вновь усаживаясь на свое прежнее место. – Ладно, убедил! Погнали. Проветримся.
Гриша поставил кружку с недопитым чаем на столешницу и встал, подойдя к зеркалу, принялся поправлять на себе галстук. Валя решил последовать его примеру.
– Нам бы тоже нужно галстуки выдавать, – проговорил Валя, укладывая расческой назад редкие волосы и помогая себе рукой.
– Кому это – нам? Вот нам выдают, положено. Кого ты первым видишь из туннеля? Правильно – машиниста. Машинист – это гордость метро. А метро – гордость машиниста. Потому то у нас такое все метро красивое и машинисты тоже должны быть опрятными. А тебе зачем? Тебя все-равно никто не видит кроме меня.
«Аналогичный случай, – прокомментировал Валя, но вслух, конечно же, ничего не сказал».
Оба вышли в просторное и светлое помещение станции и сразу как-то даже легче задышалось. Христофор стоял на положенной ему позиции, погруженный в темноту. Даже привычных щелчков металла не было слышно. Гриша достал из кармана брелок, нажал на нем кнопку, и Христофор ожил: свет параболой заморгал по всем вагонам, внутри зашипели механизмы и состав весь как-то подобрался будто бы, загудели генераторы тока.
– Просто песня, – улыбаясь произнес Гриша, окидывая взглядом состав целиком.
– Да нет. Не просто, пожалуй.
– Ой, да ну брось ты это, дружище! Плюсы-минусы! Фрикадельки и тефтели! Ерунда все это! Айда кататься и кошмарить горожан! – Гриша, в миг переменившись, очутился в кабине головы поезда. Он сдул пыль с шлема и, улыбаясь, протянул его напарнику, что стоял снаружи.
Валя молча принял шлем, нацепил его, застегнув на все застежки и уставился в свое отражение закрывающейся двери кабины машиниста. Поезд медленно тронулся и пополз в бездну туннеля.
– И вот так всякий раз, – грустно вздохнув, произнес Валя, оглянувшись. – Всякий раз кажется, что кто-то наблюдает исподтишка будто бы… Хм… А на самом деле, это просто очередная туннельная паранойя. Побочка одиночества. Интересно, а какова побочка у противоположности? Впрочем, глупости это все.
Валя махнул как бы на все рукой и зашагал прочь. В спину ему повеяло туннельным сквозняком. Поначалу было Валентин не придал этому особого значения. Одна лишь трирука, почуяв неладное, затрепыхалась где-то там в недрах куртки, но виду так и не подала.
По спине пробежал табун мурашек. Стадо, на короткое мгновение остановилось на одном сомнительном, как бы пытаясь определиться в выборе дальнейшего направления и разбежалось во все стороны.
Валька замер, словно бы ожидая непоправимого, которое уже случилось, но его еще пока что не коснулось. Тишина. Лишь сквозняк из выходного туннеля, гонимый неведомо чем. «Или же кем, – пронеслась шальная мысль во голове слесаря».
Конец ознакомительного фрагмента.