Цена страсти
Шрифт:
– А та семья, у которой дом сгорел, они как?
Паламарчук развёл руками.
– Помогаем… кто чем может…
Глава 12
Паламарчук не подвёл, сделал всё так, как велел Олег, и лёг на дно. Шубин ему оборвал все телефоны, но секретарь неизменно отвечала, что мэра нет на месте. Сотовый свой понятливый Паламарчук тоже отключил.
Шубин рвал и метал, так распсиховался, что расколотил каминной кочергой две китайские напольные вазы.
Миллер молча взирал на него, пережидая приступ ярости.
Когда
– Поедем туда, на месте разберёмся. Наверняка у него были веские причины расторгнуть договор.
– Какие нахрен причины, Олег?! Тебе ль не знать, сколько я бабла в этот завод вбухал! Да я его вместе с его причинами там похороню! Я весь этот уродский посёлок сгною! Они там все у меня бедные будут. Ещё узнают, как против Шубина переть. Но ты прав, надо ехать. Скажи ребятам, пусть собираются с нами.
В гневе Шубин ожидаемо терял обычную осторожность. В гневе Шубину казалось, что он горы свернёт, что он непобедим, что одно лишь его появление вызовет апокалипсис. Поэтому без задней мысли согласился ехать с Олегом вдвоём в его машине. Хотя с недавних пор он старался не оставаться с ним наедине.
Остальные следовали за ними хвостом.
Сначала Шубин ещё клокотал, приговаривая, как он там со всеми разделается.
Олег слушал его вполуха, перебирая в уме, всё ли успел сделать. Конечно, не всё. Как тут всё успеть? Но самое важное – всё же успел. Передал все документы по заводу в нужные руки – к счастью, по личному опыту уже знал, кому надо передать, чтобы дать делу ход.
Счета свои он опустошил почти полностью. Часть перечислил тем бедолагам-погорельцам, остальное – Маше. Она, может, и не захочет принять, – отказалась же от Гамбурга и наверняка ему назло, – но деньги ушли на её счёт сегодня утром. И тут ей ничего не поделать. Вернуть уже не сможет.
Утром он отправил ей письмо на электронную почту. Хотя письмо – громко сказано. Просто коротенькое сообщение.
Он знал, что какой-то прыщавый хакер шерстит по поручению Шубина её переписку и ему подробно докладывает. Поэтому пришлось отправить сообщение в последний момент, не надеясь на её ответ. Чтобы уж, если и прочтут, то это бы ничего не смогло изменить…
Впрочем, не факт, что Маша бы ему ответила.
– Может, там и правда Роспотребнадзор вмешался, как ты думаешь? – рассуждал, уже успокоившись, Шубин. – Хотя… я бы это знал… Нет, там что-то другое. Паламарчук и до этого истерил из-за той бабы и её петиции… И всё равно завод будет работать… с Паламарчуком или без…
– Не будет, – отозвался Олег.
– Что – не будет? – не понял Шубин, скосив на него глаза.
– Не будет завода. И она не баба.
– Что? Олег… ты про что?
Это был самый нехороший участок трассы, о котором сто метров назад предупреждал дорожный знак «опасный поворот». А в гололёд так и вовсе надо быть предельно осторожным, практически ползти, чтобы аккуратно миновать этот серпантин.
– Олег! Ты чего творишь? – запаниковал Шубин, когда Олег вместо того, чтобы сбросить скорость, неожиданно вдавил педаль газа. – Ты с ума сошёл?! Миллер, сукин
Гелендваген мгновенно оторвался от хаммера, в котором ехали ребята Шубина, и быстро стал увеличивать расстояние.
– Стой, сука! – Шубин хватал его за руки и истошно кричал, но Олег едва его слышал, в ушах, заглушая все звуки, бешено колотился пульс.
Машина вильнула на обледенелой трассе, но затем выправила ход и на огромной скорости понеслась вперёд, проломив леерное ограждение…
Маша
После смерти мамы я не любила бывать в родительском доме и приезжала сюда крайне редко. Подумывала время от времени о том, чтобы его продать, но не могла решиться. За домом ведь приглядывать надо постоянно, а на это меня не хватало совсем. Из города сюда не наездишься.
Но главное – здесь всё напоминало о безмятежном детстве, о маме, о том хорошем, самом лучшем в моей жизни, что безвозвратно ушло. Эти напоминания были мучительны, но в то же время очень мне дороги.
Так я и колебалась – продать или подождать ещё? Однако из-за операции почти готова была распроститься с домом и всем, что с ним связано. А вот теперь обрадовалась, что не успела продать. Есть, куда сбежать ото всех и, главное, от него. Есть, где перетерпеть боль, обман, предательство, унижение.
А деньги на операцию я где-нибудь наскребу, буду брать заказы, много писать, времени у меня теперь много. Накоплю. Опять же, квартиру не надо снимать – тоже экономия.
Паша Грачёв вызвался проводить меня на поезд. Эти дни он постоянно крутился рядом. Я была ему невыразимо признательна, пусть и устала уже от такой навязчивой заботы. Хотя, наверное, не в заботе дело и не в навязчивости. Просто он так красноречиво смотрел на меня временами, что становилось неловко. Шурочка, наверное, в чём-то была права, когда говорила, что он влюблён. Но сейчас это только мешало и делало наше общение натянутым.
Но всё равно Грачёв молодец.
Мамин дом за те несколько месяцев, что я тут не появлялась, совсем запустел. Я распахнула ставни, впустив в комнаты свет, но в выстуженных стенах было сыро и тоскливо. И запах появился затхлый и нежилой.
Я протопила печь, одолжив у соседей дрова. За пару часов дом прогрелся, и сразу стало как-то уютнее, светлее. А на следующий день с самого утра занялась уборкой. Это здорово помогло отвлечься. Да и спала потом от усталости без задних ног.
Пару дней я ещё дала себе потунеядствовать – погулять по родным улицам, наведаться в гости к лучшей когда-то подруге, да и просто поваляться с книгой на тахте.
Ближе к вечеру мне прилетела эсэмэска – уведомление из сбербанка о пополнении счёта. Мне должны были как раз выплатить последнюю зарплату, так что я на автомате открыла сообщение, просто чтобы оно не маячило на экране телефона. Равнодушно взглянула и… обмерла. Сумма была совершенно нереальная. Это какая-то ошибка, решила я. Кто-то перепутал счета. Только такое объяснение приходило на ум. Но что в таких случаях делать – я не знала. Обратиться в банк, всё выяснить? Да, пожалуй.