Цена твоего молчания

Литвинова Анна

Стало обидно. Настолько, что на глаза навернулись слезы, а я с силой сжала пальцы, прогоняя неуместную влагу.

Может, если бы эти слова оказались правдой, было бы не так тошно. Мать уже давно не интересовалась моими потребностями и нуждами. Кормила, это да, но и то без особых затрат — носила продукты с работы. Часть коммуналки я вкладывала, совесть моя была чиста. И, кстати, насчет совести…да кто бы говорил!

— Матери? — я постепенно закипала от несправедливых обвинений и равнодушия самого дорогого в мире человека, — да легко! Что из этого можно считать помощью тебе? Ящик алкоголя?

Или колбасу, которую сожрут люди, которых я знать не знаю? Я готова помогать тебе, если действительно надо! Но кормить твоих алкашей-собутыльников — увольте!

Я со злостью бросила посуду в раковине и сложила руки на груди, повернувшись к матери лицом. И теперь мы буравили друг друга предельно злыми взглядами.

— Да что ты о них знаешь, моралистка хренова? Хоть бы раз улыбнулась, да составила компанию, поддержала мать! Так нет же, морду воротит, стыдно перед порядочными людьми даже! Это, между прочим, годовщина смерти твоего отца! А ей денег жалко! Постеснялась бы! Тварь бесстыжая!

Она взмахнула руками так, что мне показалось, сто еще слово — и меня ударят. Но отступать было поздно. Тем более, что упоминание об отце сорвало все тормоза окончательно.

— Да уж, он-то был бы в восторге увидеть, как наша квартира превратилась в притон! И нет ничего лучше, чем тосты в его память от кучки сомнительных личностей, которые готовы на все ради халявного бухла! Да отец терпеть не мог подобные сборища!

Я замолчала, пытаясь отдышаться от всплеска эмоций. С ужасом ожидая ответа…

Но его не последовало. Злость в глазах матери сменилась такой беспросветной тоской, что на долю мгновений мне почудилось, что я вижу ее прежнюю…живую…любимую… Даже качнулась вперед, в неосознанном желании обнять и прижаться…

Но нет. Один удар сердца и она разворачивается и уходит. Махнув рукой и выдав еле слышное: «Сука».

Я из дома вышла спустя три минуты. С сумкой и списком…

— Баба Зоя, встречайте! — приоткрытая дверь позволила распахнуть ее плечом и втиснуться внутрь с двумя объемными пакетами.

— Ой, милая, как же так! — кинулась ко мне соседка с первого этажа, прижав руки к груди в привычном жесте, — ты давай, ставь сюда, ставь! Я потом сама донесу! Сама!

— Да ладно, баб Зоя, — отмахнулась я от причитаний, насколько это было возможно, и, скинув одним движением кроссовки, решительно прошла на кухню и быстро выложила нехитрые покупки из одного из пакетов на стол.

Соседке я покупала продукты и еще что-нибудь «по мелочи» довольно давно. Намного раньше, чем ко мне перекочевала дверь — так что про шкурный интерес и благодарность говорить не приходилось. Сын старушки постоянно пропадал на работе, да и мужчина в магазине со списком это тот еще квест. Так что баба Зоя периодически обращалась за помощью, а мне это даже в радость было. Соседка хорошо помнила моего отца и частенько рассказывала о нем, попутно угощая пирожками, булочками, а то и комплексными обедами и ужинами собственного приготовления. И то, что происходило с моей матерью на ее глазах, женщину совсем не радовало.

Но разговоры не помогали, полиция — тоже, а других способов «достучаться» никто и не знал.

Вот и сейчас, когда во втором пакете, моем, выразительно звякнула стеклотара, соседка поморщилась и отвернулась.

— Мать отправила?

Ну, а кто же еще…но вслух ответила совсем другое.

— Угу.

— А я грешным делом подумала, что Валентина за ум взялась, решила «завязать». Давно такой тишины я уже не припомню…

Я только вздохнула, еле заметно качнув головой. А потом с горечью осознала ту самую простую вещь, которая так мешала мне определиться всю неделю с этой злосчастной поездкой. Надежда.

Я ведь тоже где-то в глубине души понадеялась, что покой в собственной квартире продлиться чуть дольше. Что мать, наконец, поняла, куда катится и что пропускает в жизни. Что решила хоть что-нибудь исправить…

— Настенька, ты…в общем, если хочешь — приходи ко мне, — решительно обозначила она мои возможности и разрешения, — судя по всему, всю ночь гудеть будут без продыху, весь подъезд опять на уши поставят. Нечего тебе там делать, не дай Бог что-то случится! А я тебе на диване постелю, переночуешь нормально. Пирожков напечем…

Улыбка получилась вымученной, но уж какая есть. Веселья в этом разговоре было до неприличия мало.

— Спасибо, баба Зоя, — легко провела я ладонью по старческому запястью, не в силах выразить ту самую благодарность словами, — но я сама. Уже есть планы…

— Ну, смотри, как знаешь…

Решение оформилось на этот раз быстро и без малейших заморочек. Стоило на секунду представить, как я сижу вечером в квартире бабы Зои и слушаю то, что твориться наверху, как накатило неприятие на грани отвращения. Стены картонные, слышимость более чем отличная, так что «погружение» будет полным. Захотелось сбежать на край света и отсидеться в тишине и покое…

И, остановившись на межлестничной площадке, я выудила из кармана телефон, с облегчением присев на подоконник.

Чтобы сказать собеседнику то, что он так жаждал услышать..

— Паш? Привет. Нет, ничего не случилось. Просто я согласна. Во сколько поедем? Ага…да. Да, поняла. Заметано.

Договорившись с другом, я тихо вернулась домой. Ловко выложила продукты в холодильник и быстро закрыла дверцу, понадеявшись, что мои хитрости заметят не сразу.

Потому что добавлять свои деньги на покупки я не стала. И мнения своего не изменила. Поэтому сервелат был заменен на более дешевую колбасу, красная икра — на имитированную, а поход занял в три раза больше времени, чем обычно из-за поиска скидок в ближайших супермаркетах. И это с учетом того, что красную рыбу я не взяла.

Но совесть меня не мучила ни капли. Лишь привычное недовольство от невозможности провести день дома. И злость на равнодушие той, которой я обязана появлением на свет, а также комплексами, неврозами и хроническим недосыпом. Да что уж теперь. Снова ворошить — только настроение себе портить.

Спустя час, собрав рюкзак и не попрощавшись, я вышла из квартиры.

Глава 3

— Привет, — радостно скалится рыжий парень, обходя машину и распахивая переднюю дверь с пассажирской стороны, — знаешь, а я уже подумал, что ты и в этот раз меня продинамишь. Сам себе не поверил, когда ты позвонила.