Цена весны
Шрифт:
Они наклонились к нему, как цветы к солнцу. Маати увидел голод в их лицах и развороте плеч.
— Теперь, — сказал Маати. — Требует ли физическое абстрактное? Давайте. Думайте! Может ли быть что-то физическое, не имеющее абстрактной структуры?
Последовало молчание.
— Вода? — спросила Малая Кае. — Если сложить вместе две капли воды с двумя каплями воды, получим одну большую каплю.
— Вы забегаете вперед, — сказал Маати. — Это называется доктрина о минимальном подобии. Вы еще не готовы изучать этот вопрос. Я имею в виду другое: есть ли что-нибудь физическое, что не может быть описано абстрактной структурой? Я ответил правильно на этот вопрос, когда мне еще не было десяти зим.
— Нет? — предположила Ирит.
— Сколько из вас думают, что она права? Займите твердую позицию, за или против. Вперед! Хорошо. Да, Ирит права, — сказал Маати и сплюнул на пол у своих ног. — Все физическое имеет абстрактную структуру, но не все абстрактное нуждается в физическом. Это и есть то, что мы здесь делаем. Это и есть та асимметрия, которая разрешает андату существовать.
На всех их лицах, повернутых к нему, было то же самое выражение. Голод, подумал он, или отчаяние. Или тоска, из которой на полпути выковали что-то более сильное. Это давало ему надежду.
После лекции Маати заставил их пробежаться по упражнениям в грамматике, а потом, когда встала луна, задымили фонари и вылезли крысы, которые шуршали и пищали из теней, он и студентки рассмотрели неудавшиеся пленения женщин, погибших до них. Медленно, но в них начало развиваться понимание того, что означает схватить андата, пленить мысль и перевести ее в другую форму. Дать ей свободу воли и человеческую форму. Всю оставшуюся жизнь сохранять пленение в своем сознании. Удерживать духа от возвращения в естественное состояние небытия — все равно, что держать камень над колодцем: поскользнись, и он исчезнет. Знание росло в них; Маати видел это по их позам и слышал по вопросам, которые они задавали. Он уже почти достиг конца программы на этот вечер, когда маленькая дверь на улицу опять распахнулась.
Внутрь влетела тяжело дышащая Эя. На ней был серый плащ, надетый поверх шелкового платья, украшенного всеми цветами заката. Остальные замолчали. Маати, стоявший перед стеной, покрытой белыми призрачными символами и графиками, принял позу, которая выражала тревогу и спрашивала о причине.
— Дядя Маати, — сказала она между вздохами, — пришли новости из Гальта. Мой отец.
Маати задвигался так, словно собирался принять несколько поз одновременно, но не принял ни одной. Эя мрачно посмотрела на него.
— На сегодня все, — сказал он. — Приходите завтра.
Он собирался дать им упражнения, загадки перевода, над которыми они могли бы поработать вне класса, но отказался от этой идеи и выпроводил их за дверь. Всех, кроме Эи, которая уселась на низкий стул в кабинете склада; ее лицо освещало движущееся пламя очага.
Быстрый посыльный привез письма. Против всех ожиданий, дурацкая миссия императора в Гальт принесла плоды. Данат женится на дочери одного из членов Верховного Совета. Условия договора включали перевозку тысячи гальтских женщин детородного возраста в города Хайема. Тысяча мужчин, подавших заявления, смогут бросить жизнь в Хайеме и переехать в Гальт. Первый обмен из многих, сказала Эя.
В нескольких городах начались протесты и волнения. Нантани и Ялакет, сильно пострадавшие во время войны, прислали петиции с осуждением договора. В предместьях гнев разгорелся ярче. Гальт по прежнему оставался врагом, и появились слухи о заговорах: дескать заговорщики собирались убить любого, кто осмелится поставить ногу на землю Хайема; разговоры и слухи, пьяная болтовня, не имевшая никаких оснований.
Многие утхайемцы уже собирали лучшие одежды и самые броские драгоценности, готовясь ехать на юг, в Сарайкет, чтобы приветствовать возвращающийся флот и увидеть гальтскую девушку, которая однажды сможет стать императрицей. Маати слушал все это, мрачнея с каждой секундой, пока его рот не начал болеть.
— Это ничего не меняет, — сказал он. — Ота может продавать нас врагам столько, сколько он хочет. На нашу работу это не влияет. Как только мы закончим работу над грамматикой, андаты вернутся в этот мир и…
— Это меняет все, — ответила Эя. — Данат женится на девушке из Гальта. Одни утхайемцы собираются выстроиться как моряки у дома утех и последовать его примеру, другие — сопротивляться и вновь начать войну, которую мы никогда не выиграем. А некоторые — хуже всего — собираются делать и то и другое. Возможно договор настолько разделит утхайем, что мы начнем сражаться друг с другом.
Маати снял чайник с огня и наполнил свою чашку. Чай оказался горьким, слишком горячим и ошпарил его язык. Он все равно его выпил. Эя глядела на него, ожидая ответа. Огонь танцевал на серых кусках угля.
— Женская грамматика будет никому не нужна, если мир пройдет мимо нас, — тихо сказала Эя. — Если нам потребуется еще пять лет для того, чтобы пленить андата, уже родится ребенок-полукровка, который впоследствии станет императором. И будет полным-полно полукровок в каждой обладающей властью семье, во всех городах. Неужели андат сможет это уничтожить? Неужели андат сможет уничтожить любовь, которые их отцы почувствуют к своим новым детям?
«Да, eсли это будет правильный андат», — подумал Маати, но не сказал. Он только уставился вниз, на чашку чая, ожидая, когда темные листья окрасят ее на всю глубину.
— Он переделывает мир без нас, — продолжала Эя. — Он приложил свою официальную печать к мысли, что, если женщина не может родить ребенка, она не имеет никакого значения. Он поступает неправильно: если рана плохо исцелена, дядя, вдвойне тяжелее вылечить ее по-настоящему.
Все, что она сказала, имело смысл. Чем позже появится андат, тем тяжелее ему будет исправить урон, который Маати причинил миру. И он не уверен, что все его усилия будет иметь смысл, если мир изменится до неузнаваемости прежде, чем работа будет завершена. Челюсти болели, и он сообразил, что сжал их.
— И что? — спросил Маати, принимая позу, которая превращала его слова в вызов. — Что ты хочешь от меня? Что я могу сделать такого, чего уже не делаю?
Эя откинулась назад, обхватив голову руками. Сделав так, она стала походить на Оту. Маати всегда нервничал, когда видел в ней черточку ее отца. Он знал, что она скажет, раньше, чем она заговорила. В конце концов, она с самого начала разговора подводила его к этому предмету. Они уже несколько месяцев спорили об этом.
— Дай мне попробовать пленить, — сказала Эя. — Ты видел мои наброски. Ты знаешь структуру. Если я смогу поймать Возвращение-к-Естественному-Равновесию…