Цена звёздной пыли
Шрифт:
Наткнувшийся на препятствие, капитан Кейн не смог бы удержать равновесие даже в том случае, если бы Джон не стал направлять его собственное усилие. Он почувствовал лёгкую невесомость и уже спустя один-единственный выдох, оказался критически близко к заветной, предательски хрупкой, дверце.
Вдохнуть обратно он уже не смог. Тоненький лист мягкого металла согнулся под его ударом без каких-либо сопротивлений, и в тот же момент его мускулы сжались под напором постороннего напряжения. При этом, его движение даже ещё не дошло до своего логичного завершения — он всё ещё не остановился, и продолжал давить на клубок оголённых проводов, отделённых от его руки только
Однако, «весело» было не только капитану Николасу, явно жалеющему в глубине своего безмолвного разума о том, что просто не застрелил этого чёртового старика. Джон Харлайл и не надеялся избежать гибели. Эта мысль оставила его ещё в тот момент, как его образ отразился в его собственных глазах. Он всё ещё держал руку Кейна в момент удара, и давил на неё всем своим весом — нельзя было допустить того, чтобы вояка одёрнул руку назад. Такое бывает при ударе электрическим током. Не всегда, но всё же… У торгового агента не было второй попытки. И он решительно принял ту же самую участь, что и его противник. Вселенная получит своё. Он был всего лишь глупой ошибкой. А ошибки нужно исправлять, не так ли?
Джон Уильям Харлайл не издал ни единого писка, в то время как Николас отчаянно пытался кричать. Разумеется, у него не вышло. До того, как человек не вырвется из загребущих когтей электрической цепи, он попросту не может управлять собственным телом. Даже его разум во время активного воздействия напряжения совершенно не слушается своего же собственного, внутреннего голоса. А ведь именно внутренним голосом и является сам человек, подобно компьютерной программе, облачённой в цельнометаллический корпус.
Говорят, что удар током — это больно. И это действительно так… Но человек понимает это только после того, как успешно спасся от неминуемой гибели. Боль приходит гораздо позднее, как следствие автоматической проверки повреждений самим организмом. В то же время, находясь под прямым воздействием, человек не ощущает ничего, разве что лёгкую дрожь и активные импульсы сокращающихся мышц. Сознание словно отдаляется на второй план, в собственное «закулисье», и наблюдает за всем происходящим со стороны. Даже свет теряет изрядную долю своей яркости в то время, когда твоё тело разрушается под смертоносным воздействием.
Мышцы сжимаются всё сильнее, а кровь в жилах закипает подобно воде в дешёвом чайнике. Джон Харлайл никогда по-настоящему не любил кофе. И всё же, с удовольствием выпил бы чашечку перед тем, как его можно будет с лёгкостью заваривать из его же собственных внутренностей. Но это всего лишь мысли. Последние мысли человека, пожертвовавшего своей жизнью во имя жизни новой. Его жизнь… Кончается здесь. И здесь же начинается жизнь того, кто будет нести его мысли дальше.
Забавно, не правда ли? Чёрт, а ведь он мог бы сделать то, о чём мечтает каждый старик республики! Хорошенько вдарить по лицу своей собственной, молодой версии! И для этого даже не придётся преодолевать время, изобретая сложное устройство перемещения. Везунчик, иначе и не скажешь. Вряд ли «новый» Джон Харлайл когда-нибудь узнает о собственной жертве. Но он продолжит жить. Сделает то, что самому торговому агенту было уже не суждено. Чёрт возьми, а он ведь даже и не задумывался над тем, что он сделал бы, будь у него ещё хотя бы несколько дней! Как всегда, самые важные моменты жизни всегда приходят неожиданно. Даже смерть. И та забыла постучать в дверь, прежде чем перевалить через порог
Человек, преодолевший космическое пространство ради призрачной цели, медленно погружался во тьму. У него уже не было имени. Оно принадлежало другому, и впоследствии сканер личности это подтвердит. Он встретил то, что не встретит более никогда, ни один звёздный путешественник. Встретился с несправедливостью вселенной лицом к лицу. Мог различить очертания её ухмыляющейся физиономии. Там, в темноте забытья. Он уже был там. Находился всё то время, пока его капсула разрезала логично выстроенное пространство и даже время. Джон Харлайл чувствовал касание пустоты, поглощающей его сознание, и оно уже не казалось таким пугающим, как в первый раз. Скорее, это было рукопожатие старого знакомого. Пустота поглотит его.
Но в этот раз он будет там не один. Ещё чуть-чуть. Всего мгновение… Джон хотел бы думать о том, что он наконец увидит ту, которой и по сей день принадлежало его сердце. Но он уже видел ту сторону и прекрасно знал, что там её он не найдёт. С другой стороны, он был даже рад, ведь если её не поглотила пустота… Может быть, она сейчас счастлива.
***
— Значит, в войне участвовал тот, «новый» Джон Харлайл?
— Что-о? — Ричард Макдональд воскликнул так, словно я был всего лишь очередным студентом, умудряющимся задавать вопросы не по теме, и тем самым, срывать его лекцию. — Нет, конечно, ты что, меня совсем не слушал?
— Я не… — мысль застряла в моём горле, так и не преобразовавшись во фразу. Понять рассказ Ричарда было не так уж и просто, но он, по-видимому, был с этим не согласен.
— Джон Уильям Харлайл ошибся, — Ричард развёл руки и скривил физиономию в ухмылке. Той самой, которая обычно сопровождает фразу «я же говорил». — Тот, второй Джон, ради которого он пожертвовал своей жизнью, прожил не многим больше его самого. Этот сдвиг во времени вовсе не был случайностью. Я склонен полагать, что именно так вселенная борется со своими внутренними ошибками, в попытке разорвать причинно-следственные связи коллапса.
— Я не совсем понимаю…
— Существует огромное количество теорий зарождения вселенной. И в то же время основной принято считать одну единственную. Думаю, вы уже слышали о «Большом взрыве».
— Конечно, его преподают во всех учебных заведениях республики в качестве истинной причины зарождения нашей реальности.
— И именно за это я и люблю науку! — старый торговец рассмеялся и опустошил очередную порцию выпивки. — Абсолютно не важно, правдива ли твоя теория. Самое главное, чтобы никто не смог её опровергнуть. Это же просто идеальная система обмана! Чёрт, надо будет не забыть организовать собственную исследовательскую лабораторию. Дело в том, что в теории большого взрыва нет никакого смысла. Под ней нет прочного фундамента, обуславливающего причину того самого взрыва. А ведь наука — штука точная, если верить значению этого слова из всё тех же учебников.
— То есть, большого взрыва не было?
— Ох, нет. Взрыв всё же был, и это единственное, что связывает нашу реальность с теориями из учебников. Правда, то был скорее не взрыв, но импульс. И взорвалась вовсе не точка сверхтяжёлой материи, как все привыкли считать. То была грань пустоты. Тёмная, невесомая и тончайшая. Подобно затенённому стеклу заброшенного дома, пустота рассыпалась под ударом камня, брошенного рукой скучающего, соседского мальчишки. И в этот самый дом хлынули яркие лучи света. Лучи нашей вселенной. Тот камень, который они обнаружили на «Призраке», как раз и был одним из осколков того самого стекла.