Центр роста
Шрифт:
Медор Медовик проверил часы: время текло медленно. Под платком ворочалась птица. Попугай плохо спал с тех пор, как пришельцы, обманутые даром речи, устроили ему адресное посещение и попробовали изъять из-под божественной юрисдикции. Майор включил телевизор, настроил государственный канал и поудобнее устроился, готовый к прослушиванию теледебатов. На календаре была пятница, последний день разрешенной агитации, после которой полагалась суббота молчания. Медовик отметил гармонию политического устройства: Бог тоже почил от трудов и отдыхал - в субботу? в воскресение? Короче говоря, все продумано и рационально, общественные события устроены по образу и подобию, а разные мерзавцы недовольны устроителем, хотят разбежаться
Когда появилась заставка, майор прибавил звук и сдернул платок с клетки, где жил попугай.
– Попрошу без комментариев, - предупредил он животное.
Попугай вцепился клювом в клеточный прут и дернул.
Медор посмотрел на экран: там уже приготовились наутюженные и причесанные соперники. Ведущий занял место за пультом, аудитория гудела. Майор отыскал знакомые лица: сосредоточенный Балансиров, который искренне переживал за стоявшего на сцене Петра Клутыча; капитан, бесстрастный на первый взгляд, гнул и ломал себе пальцы. В первом ряду восседал дедушка Блошкин с клюкой, приглашенный для привлечения пожилых голосов. Барахтелов, нарядившийся в трехцветную одежду. Круть, которой было неуютно в пиджаке. Петр Клутыч оглаживал паричок и выглядел озабоченным. Медора Медовика кольнуло предчувствие: в глазах харизматического лидера угадывалась мысль, а это было совершенно лишним. Майор перевел взгляд на оппонентов, тех было двое. Петру Клутычу предстояло посадить в лужу доисторического марксиста, красного профессора, который не вызывал у Медовика никаких опасений, и ядовитого, как две капли воды похожего на Эренвейна, барина-либерала, тоже безобидного, ибо речи его, несомненно, окажутся непонятными и неприятными электорату.
Медор устроился поуютнее, дождался гонга. Марксист, дрожа от возбуждения, начал отвечать на вопрос из публики.
«Третье место, - свербило в майорском мозгу.
– Третье место сегодня - это первое завтра».
Марксист, как и следовало ожидать, на вопрос не ответил. Вместо этого он взялся привычно вещать вне всякой связи с тем, о чем его спрашивали:
– …Сегодня многим недоступна булка хлеба!…
В словах претендента сквозила какая-то огородная обида.
– Вопрос оппоненту задает лидер партии УМКА, - сказал ведущий.
Медор Медовик подался вперед. Петр Клутыч переминался с ноги на ногу и тискал свиток с текстом выступления, где были записаны ответы на все возможные провокации. Он хрипло вымолвил:
– У меня нет вопросов.
Японский телевизор был очень хороший, богатый красками; Медор увидел пятна, которыми покрылось лицо Балансирова. Дедушка Блошкин неподвижно смотрел перед собой, Круть жевала резинку.
– Тогда имеется вопрос к вам, - ведущий чуть поклонился.
– В лозунге вашей партии написано: «С нами - Бог». Аудитория интересуется вашими действиями в отношении церкви и государства, когда вы придете к власти.
Петр Клутыч наморщил лоб.
– Я потом отвечу, - сказал он.
В зале прыснули. Ведущий приподнял бровь.
– Ну что же. Тогда тот же вопрос - вашему оппоненту, - он повернулся к либералу.
Медор сжал кулаки. По долгу службы ему не раз приходилось сталкиваться с единомышленниками сытого барина, который с некоторой задушевностью нагнулся к микрофону. Особенно неприятным оказался последний случай, когда одного из них по ошибке затащили в кабинет Протокопова, так как приняли по привычке за дурака. Был краткий, но тяжелый разговор:
«Я не одобряю вашего ведомства».
«А что вам сделало наше ведомство?»
«Пока ничего. Но может. За это и не одобряю».
«Гоните его и возьмите подписку о неразглашении», - с отвращением распорядился Медор.
…Либерал нахохлился, и попугай встрепенулся в клетке.
– Если проследить эволюцию благоговейной мысли от языческих до христианских времен, то вот какая вырисовывается картина, - произнес претендент
– Олимпийцев повыгоняли и стали постепенно замещать своими, то есть людьми, повышая их до статуса святых. Абсолютную власть - над стихиями и вообще над метафизикой с диалектикой - сосредоточили в руках Абсолюта. А святых рассадили по ведомствам, наделив самыми туманными полномочиями. Как у людей это принято, малая часть министров чем-то занята, остальные - нет. Некоторым высоким фигурам дали, например, на откуп целые государства. Святой Патрик, скажем, получил Ирландию. В кабинете Эроса разместился святой Валентин. И даже на Интернет уже кого-то бросили - забыл сейчас, кого именно. В католицизме порядка вообще побольше. В православном отделе функции самого общего характера. Наши святые, в основном, благоволят своим тезкам. Алексей, человек Божий, например. Или Алексей, митрополит Московский. Не видно, чтобы они конкретно за что-то отвечали - так, вообще за судьбу. Которая в руках Господа. Так что большей частью просто ходатайствуют перед Ним.
Из зала свистнули.
– Благодарю, - осклабился кандидат.
– Есть и у нас, конечно, некоторая специализация. Выделен специальный человек, к которому обращаются по поводу пьянства. Не помню его имени, грешен. Ксения Блаженная присматривает за Питером, выкурила всякую нечисть в Москву. Имеются и другие возвышенные фигуры, компетентные в отдельных вопросах. Сергий Радонежский, по-моему, объединяет Русь. Или нет? Николай Чудотворец - ну, тут понятно. Но это отдельные эпизоды более или менее прозрачной деятельности. То ли дело в старину! Сразу видно распределение ответственности. В ухо надуло - Эол постарался. Ноги промочил - Посейдон. Посылку выпотрошили - Меркурий.
– Вы оскорбляете народ!
– крикнул марксист.
Выступающий пропустил его реплику мимо ушей.
– Знали, с кого спросить, кому кабанчика зарезать, - продолжил он свои малопонятные разглагольствования.
– А у нас такие мелочи вообще свалили на всяких сказочных персонажей, вроде домовых. И даже на демонов, потому что труд это, якобы, неквалифицированный. Грубая физическая работа. Касьян какой-то сидит на лестнице, водки ему нужно налить. А то не помилует…
– Поэтому, - зазвенел кандидат, - все чаще и чаще поглядывают на Зодиакальных Полпредов. Реверансы им делают, календари с портретами печатают. Но там сплошное зверье с инстинктами, не откупишься…
Гонг оборвал его речи.
– Спасибо, - ехидно сказал ведущий и поправил очки.
– Мы так и не услышали ответа на вопрос. Между прочим, аудитория вас не понимает, - он кивнул на электронную кривую понимания, бежавшую по стене и давно пересекшую ось абсцисс.
– У меня записка с вопросом к вашей партии, - он улыбнулся марксисту, который машинально перемалывал челюстями несуществующую булку хлеба.
– Молодая представительница электората интересуется вашим отношением к нашим современным артистам. Она хочет знать, нравятся ли вам песни артиста, выступающего под псевдонимом «Шоколядный», - ведущий вчитался в бумажку, - да, тут так и написано через «я»: «Шоколядный Заяц». И не расист ли вы.
Красный профессор застегнул и снова расстегнул пиджак.
– Неуместный вопрос при разговоре на серьезную тему.
– И все-таки?
– настаивал ведущий.
– Согласитесь, что ваши высказывания по национальной политике…
– Я избавился от остатков расизма, - сказал тот сумрачно, смекнув, что ему припоминают давнишние неосторожные речи.
– Вершков уже давно не было, а теперь не стало и корешков. Этот негр признался, что во время гастролей по стране он сделал десять негритят. Так что же выходит? Он ничем не хуже белых. Занимается тем же самым, несмотря на цвет кожи. Я только хочу, чтобы он сливал свою глазурь не в анонимных поклонников и поклонниц, а в таких же, как он, звезд отечественной эстрады…