Центр роста
Шрифт:
Он обнаружил под боком Медовика:
– Вы знаете, что со второго числа по четвертое идет метеоритный дождь?
– Конечно…
– А вы видели?
– Я его устраивал.
– Ну, я-я-я-ясно… - протянул тот разочарованно.
Майор свернул газету в трубочку и сверкнул очками:
– Не скажешь ведь, что я не хватаю звезд, если у меня их до дури, я ими швыряюсь, когда свободен от троллейбуса. Давайте вместе! Хотите?
Звездочет непонимающе молчал.
– Я набираю астрологическую специальную группу, - Медор Медовик распахнул бумажник, набитый поликлиническими талончиками.
Блошкина,
«Все решается в регионах, товарищ Блошкин, - внушительно разъяснил ему Балансиров.
– Вот и поезжайте к себе в регион, где мы имели удовольствие познакомиться. И общими усилиями обезвредить вражеский десант в пятую колонну».
«Круть-круть-круть», - понимающе кивнул Блошкин, и Круть, дремавшая в углу, с готовностью приоткрыла левый глаз.
Как только его утвердили в должности, Блошкин списал себе в книжечку объявление, вывешенное в местном продмаге: «Беременным женщинам и лицам с циррозом печени алкогольные напитки не отпускаются».
Некий возмущался:
– Это почему же? А если беременная мне берет?
– Да с какой стати она тебе водку будет брать?
– А чего?
«Продавщица Жотова, - выводил Блошкин в книжечке, хмуря брови.
– Директор Жотов».
Покупателя он тоже, конечно, знал лично, но тот, к сожалению, об этом не помнил и часто не узнавал Блошкина.
– Мил человек, - позвал старик и сунул руку в карман, нашаривая талончик в городскую поликлинику.
– Поди сюда, что скажу.
Глава 4
1
Ватага старшеклассников, написавших сочинение про картошку, ввалилась в школьный буфет. Кто-то кривлялся, кого-то ломало, иные ржали - громче, чем обычно, ибо пребывали в некоторой растерянности после знакомства с аппаратом доктора Протокопова. Открывшееся давало им полное право кривляться, ломаться и ржать, и этим правом приходилось пользоваться преувеличенно и с оттенком неудовольствия.
Вожак, плосколицый верзила с белыми солеными кругами под мышками пиджака, сделал знак, приказывая замолчать. Он притворился, будто выбирает себе винегрет, тогда как на самом деле начал прислушиваться к разговору нянечки с посудомойкой. Полная, кругленькая нянечка, вожаку по плечо, уронила руки по швам и подалась вперед, заколдованная беседой. Живыми остались только дряблые мускулы ее перестоявшегося лица.
– Небось, пироги пекли? студень варили? салаты готовили?
– спрашивала она.
Оказалось, что нет, посудомойка не сделала ни первого, ни второго, ни третьего.
– А я вас понимаю, - сказала нянечка.
– Готовишь, а они придут и все сожрут.
Выдержав паузу, она призналась:
– А я всю ночь не спала, сварила ведро студня. Разложила все на двенадцать тарелок. Самой бы все съесть, и не надо ни сосисок, ни колбасы.
Верзила обернулся к товарищам и тихо сказал:
– Берем в кольцо.
Собеседниц окружили, те смолкли.
– Галина Терентьевна, вас вызывают в поликлинику, - с наглым участием, еле сдерживая смех, предводитель молодежного крыла движения УМКА протянул перепуганной нянечке белый талон.
2
Круть,
Привокзальная площадь располагала к дальнему следованию. Круть побродила возле оружейного магазина, постояла у киоска с плакатом «Истина - в блине», поглазела на другие необходимые в дороге товары.
Аппарат Протокопова не произвел на Круть большого впечатления. Все это она знала и раньше. И личные обстоятельства, которые предполагалось осознать через аппарат, уже давно устраивали Круть. Она и сама намеревалась вступить в какую-нибудь силовую группировку. Петру Клутычу отчаянно повезло, что он, Петр Клутыч, подвернулся первым. Круть моментально усвоила принцип, которым с ней поделился Петр Клутыч: найти себе подобного действительно нелегко. Зато найти глупее себя - сколько угодно. И случай не заставил себя ждать, на выходе из вокзала Круть стала свидетелем скандала, начало которого, к сожалению, было пропущено. Цветочница, немного увядшая дама, препиралась с мужчиной, владельцем дырявого рюкзака и носителем удивленных глаз.
Мужчина чего-то хотел и к этому желанному делу склонял цветочницу, но всему есть предел.
– Повесь себе на шишку, - рассвирепела торговка. Дальше она заговорила яснее, так как мужчина водил шалым взором туда-сюда и застенчиво лопотал. Совет собеседницы его не устроил.
– Товарищ милиционер! Товарищ милиционер! Заберите его!
Круть отступила при виде товарища милиционера, который как раз проходил мимо, явленный в чине майора маленького роста. Не глядя, не спрашивая, майор злобно оскалился, схватил надоедалу за рукав и сильно дернул. Потом толкнул и пинками погнал перед собой, вне себя от ярости. На углу, возле метро, пнул еще раз и велел убираться.
– Заберите меня! Ну же, заберите меня!
– ломался и кривлялся задержанный, порываясь упасть на колени. Он поглядывал на метро, где, как известно, есть место, куда забирают.
– Пошел, пошел на хер, - защищался рукой милиционер.
– У меня без тебя бед хватает! Пошел отсюда, кому сказано!
И ушел. А незнакомец остался. Он страдал от неопределенности существования, но тут к нему приступила Круть, давно расплывшаяся в довольной улыбке:
– Братан!…
Обнимая мужчину за плечи, Круть проводила взглядом милиционера, который уже был далеко. Соблазнительная добыча ускользнула, ушла, как табор журавлей в небо. В руках попискивала синица. Круть сунула руку в карман и нашарила пачку талончиков.
3
Охранник выдвинул условие: делайте что хотите, но форму он не снимет.
– Вам гораздо лучше в форме, - искренне успокоил его Барахтелов, потому что форма ему самому очень нравилась, и он хотел переговорить об этом с Балансировым или, на худой конец, с Петром Клутычем: пусть выпишут всем.
Смуглое руководство охранника, услышав, что есть возможность проникнуть в структуру, набирающую политический вес, немедленно вывело его из торгового зала и откомандировало в распоряжение УМКИ.