Центр
Шрифт:
Дэкл махом осушил большой бокал вина, подлил себе ещё.
Эван, впервые за полчаса взглянул на Дэкла, но тут же отвёл взгляд, и спросил тихо:
— Обвиняешь меня в том, что привёз вас сюда.
— Проклинал тебя. Были такие страшные часы, когда хотел убить тебя, а потом и на себя руки наложить. Но всё же спасся от этого страшного наважденья. Теперь ни в чём тебя не виню. Она бы всё равно вырвалась сюда. Кино всегда было главным в её жизнь, я всегда оставался на втором месте… Но, пожалуй, хватит о ней. Сердце и так истерзано…
— Как твоя работа? — спросил, подливая себе и Дэклу вина, Эван.
— Как обычно. Никаких
— Надоела эта работа.
— Надоела?.. Не то слово!.. Однообразие убивает, а я ведь всегда стремился к полётам. Останусь на Нокте ещё хотя бы на три месяца, и сопьюсь. Стану таким же, как ты, Эван. Ты уж извини. Я пьян. Я говорю, что думаю. Ты ведь пьяница. Ты ведь убиваешь себя. Ответь: почему ты не можешь сбежать отсюда? Гниёшь ведь! Ответь!..
— Не знаю, Дэкл. Не знаю… Вот сил нет. Молодость ушла, и сил нет… Я ведь никому не говорил: а в себе держал. Там, за «скорлупой» мирозданья. Там не только ледяная пустота, или, как её называют — вакуум. Там — есть жизнь. Огромное пространство. Мы и вообразить себе не можем такую бездну, а в этой бездне — сияющие архипелаги! Какими дивными цветами переливаются они… Не в силах я это описать. Даже лучший поэт смог бы только намекнуть, только малую частицу той бездны в своих стихах передать, а я…
— Для меня — вовсе не откровение, что ты увидел там нечто прекрасное. В тех старых телепередачах, с твоим участием, которые я видел, ты хоть и говорил неправду; то, что от тебя требовали, а в глазах твоих светилась та красота… Теперь твои глаза потухли. Ты сидишь здесь, старый, усталый, день за днём приближаешься к смерти…
— Не говори мне об этом, Дэкл! Мне больно это слышать!
— Но ведь это правда. Почему ты боишься правды?..
— Потому что я привык обманывать. И чем глубже в эту ложь погружаешься, тем больнее становится жить…
— Ведь ты мечтал снова увидеть ту красоту. Путешествовать там, за пределами нашего мирозданья.
— Именно таковой и была моя главная мечта. Но потом, день за днём всё забылось. Но, Дэкл, прошу хватит! Не причиняй мне эту боль… Я буду пить ещё и ещё…
Эван только что опрокинул в себя бокал с вином, налил следующий, но, прежде чем пить, потянулся с той же бутылью вина к Дэклу. Хотел и ему подлить. Но Дэкл сделал отрицательный жест рукой, отставил
— Нет, довольно…
— Насмотрелся на меня? Не хочешь теперь? Перетерпишь свою боль-разлуку с Аннэйей?
— Переживу, потому что понял, что должен делать.
— А-а, дай-ка догадаюсь! — пьяным голосом вскрикнул Эван. — Улетишь с Нокта, правильно?!
— Да. Я улечу с Нокта.
— Я тебя не держу.
— Ты помог бы мне устроиться на каком-нибудь дальнем мире?
— Помогу. Ты ж знаешь, у меня есть связи, — Эван жадно пил вино.
— На очень дальнем мире. Так, чтобы даже и при желании, и со световыми двигателями сразу нельзя было вернуться назад.
— А?.. Что?.. Поближе к «скорлупе» прикажешь?..
— Нет. Лучше поближе к центру мирозданья. Меня почему то всегда манил именно центр. Наверное, если доведётся узнать, что там такое, то и к «скорлупе» отправлюсь.
— Ты же знаешь: точный центр так и не удалось обнаружить.
— Но я хотел бы отправиться на базу, расположенную как можно ближе к центру.
— Это можно устроить. Хотя ты, наверное, знаешь: на такие дальние базы, начинённые новейшей техникой, берут только коренных Ноктцев… Но ты не волнуйся. Я же герой их комиксов. Ради меня сделают ещё одно исключение; в конце-концов это не так уж и в разрез с ихними законами идёт. Они же должны показать, что и к выходцам с иных миров не как к зверям относятся.
— Вот огромное тебе спасибо! Вот бы всё получилось!..
— Получится-получится.
— Эван, и ты со мной лети. Там ты себя свободней почувствуешь и пить перестанешь.
— Ни в коем случае! — пьяно вскрикнул Эван, и помахал перед своим носом подрагивающим пальцем. — Если меня и отпустят, то сделают из этого путешествия дурацкое шоу… Так что ты готовься — в ближайшую неделю твой отлёт. Ну и не поминай меня лихом!
— Что ты, Эван, друг мой! Ведь мы не в последний раз общаемся.
— Конечно-конечно. Ну а теперь иди, я хотел бы побыть в одиночестве.
Когда Дэкл удалился, Эван в какой уже раз подлил себе вина, и пробормотал:
— Случайно нашёл вас, похожих на меня в юности, и вот вы разбежались-разлетелись. Кто же теперь остался со мной?.. Я совсем один здесь…
Промелькнуло ещё три года.
И снова сто двадцатый этаж крупнейшей Аркопольской гостиницы "Столп Аркополиса". Давно уже не жили там ни Аннэя, ни Дэкл, ни их родители. Что касается родителей, то они, по проекции Эвана, нашли несложную, связанную с вводом данных в компьютерную базу, но хорошо оплачиваемую работу, и жили на тихой, почти светлой окраине Аркополиса. Дэкл улетел на дальнюю, приближенную к гипотическому центру мирозданья базу, что касается Аннэи… Аннэя в тот день пришла к Эвану.
Она наслышана была, что Эван много пьёт, и в последнее время редко появляется на публике, поэтому, когда договаривалась о встрече, и слышала в трубке его усталый, печальный голос, приготовилась к встрече с человеком потрёпанным, мало похожим на кумира её молодости.
И всё же, когда она вошла и увидела его, то вырвалось из неё невольное:
— Как же вы постарели!
Он располневший, обзаведшийся вторым подбородком, сидел в кресле, смотрел блеклыми, с тёмными полукружьями глазами на неё. Заметила Аннэя, что в волосах его: и на затылке, и в неааккуратной бородке, появилась седина. Он тоже кое что заметил, и произнёс откровенно: