Центурион Траяна
Шрифт:
– Может, сначала пойдем все-таки ко мне? Уже приготовлены для тебя и твоих людей комнаты. Разгрузим повозки, а уж потом в бани. Надеюсь, груз не пострадал?
Филон посмотрел на Адриана с тоской.
– Это долго?
– За час управимся.
– Час… – пробормотал Филон, как будто речь шла о годах или даже десятилетиях. – Верно, рабы у тебя, Адриан, совсем разленились. Ты их хоть сечешь для острастки?
– Я их заставляю учить панегирик императору Траяну, произнесенный Плинием [96] в Сенате. А потом вечерами за обедом они читают куски. Это действует эффективнее розог.
96
Плиний –
Филон хмыкнул, что должно было означать смех, и покорно вздохнул. Ясно было, что Адриан пустит его в баню не раньше, чем удостоверится, что груз доставлен.
Улочки Сирмия были узки, кривы и грязны, и только несколько домов, построенных более или менее в римском стиле, могли считаться богатыми. Зато кто-то из шустрых строителей, наверняка все из тех же вездесущих Барбиев, уже умудрился втиснуть на улицы Сирмия несколько инсул, [97] на нижних этажах которых открылись лавки, а на верхних поселились писцы, вольноотпущенники, торговцы и шлюхи.
97
Инсула – дословно остров. Большой многоквартирный городской дом с наемными квартирами. В первом этаже обычно располагались лавки. Во втором – богатые квартиры, выше, под самыми крышами ютились бедняки.
Дом, где остановился Адриан, в прошлом принадлежал торговцу вином, утонувшему вместе с грузом амфор у берегов Эгейского моря. Теперь сыновья были рады немного поправить дела, сдавая практически все покои внаем Адриану и его свите, а сами ютились в пристройке вместе со слугами. Ворота с улицы открывались в просторный, окруженный портиками двор, именно сюда Адриан приказал закатить повозки Филона. Сундуки из повозок внесли в бывшее помещение лавки. Как только посреди лавки поставили первый ларь, Адриан, сгорая от нетерпения, руками сорвал медную накладку и открыл крышку. Внутри лежали медные и железные детали, завернутые в холстину.
Адриан взял одну из медяшек, повертел в руках и осторожно положил на место. Радостно хлопнул в ладоши и повернулся ко второму сундуку. Там оказались кожаные футляры со свитками.
– Ты наверняка знаешь, как александрийцы следят, чтобы никто не украл какой-нибудь свиток из их обожаемой библиотеки! – воскликнул Филон.
– Разве Юлий Цезарь не сжег библиотеку дотла?
– Адриан, ты меня удивляешь! Они все восстановили, все-все. Ради Александрии Марк Антоний ограбил все библиотеки, до которых мог дотянуть… Да ты… Адриан, клянусь Зевсом, ты меня разыгрываешь! Ну конечно, разыгрываешь. А я, как последний осел, попался на твою шутку! – Филон горячился, лез из кожи, чтобы Адриан в самом деле поверил, что разыграл грека таким немудреным образом. – Ах да… о чем мы говорили?
– О свитках и как их трудно вывезти из Александрии, – подсказал Адриан.
– Ну да, ну да… Мне пришлось запрятать свитки в амфоры с зерном. И то я трясся как овечий хвост, пока чиновник из библиотеки осматривал корабль. А наш древоконь был огромен – пассажиров не меньше тысячи, да еще груз льняных тканей и папируса.
– Железные детали их заинтересовали? – спросил Адриан, пропустив мимо ушей описания корабля, – для него, императорского племянника, не было секретом, как велики корабли, везущие зерно и другие товары из Египта в Италию.
– Нет, на это они не обратили внимания. Железо или медь… Им плевать на железо.
– Но это же свитки не самого Герона? [98] – Конечно. Это просто либо копии, либо мои чертежи и расчеты. Я кое-что взял у Герона, кое-что у других. Кстати, я могу построить механический театр с акробатами.
Племянник императора оставил более чем прозрачный намек без внимания.
– Эта штука будет работать?
– Наверняка.
98
Герон – знаменитый механик I века н. э., изобретатель многочисленных машин, служивших для развлечения и установки в храмах. В том числе он изобрел паровую машину с реактивным эффектом.
– Мы можем ее испытать? Когда? – У Адриана загорелись глаза.
– Э, нет, не сегодня и не завтра! – В голосе грека послышалось торжество. – Я привез лишь железные и медные детали да жилы для механизма натяжения. А все остальное – деревянную раму, ворот, воронку и уж, конечно, дротики надо делать на месте. И ни за час, ни за два это никто не изготовит. Так что сейчас в баню… непременно в баню, или я умру. А потом обед – самый лучший обед с хиосским вином.
– Твоя взяла, идем в баню, – неохотно уступил Адриан. – Сколько машин ты можешь сделать?
– Что? Ну, три штуки могу. Металла у меня на три штуки. Этого хватит?
– Не знаю… Думаю, в горах твои машины будут бесполезны. Но они сгодятся на открытой местности. Вот тогда и посмотрим, можешь ты сделать что-то серьезное, а не только театр с акробатами.
Глава II
Сабина
Сабина была не в духе. Она бы с удовольствием осталась в Риме на зиму, а не тащилась сюда в этот варварский город, чтобы повидаться с супругом, хотя поженились они всего полтора года назад, и, поскольку прошлое лето Адриан провел на войне, все женщины в ее семье полагали, что молодые соскучились друг по другу. Бабка Сабины, старшая сестра Траяна, строгая костистая старуха Марциана, и мать Сабины Матидия, женщина вялая, вымуштрованная уступать матери и дяде, и Плотина – эта скучная правильная тетка, которая ни разу за свою жизнь так и не сумела забеременеть, – поехавшие вслед за Траяном сначала в Виминаций, а потом в Сирмий, – все они полагали, что знают, как сделать брак Сабины счастливым, а посему заставили-таки ее приехать из Рима на свидание с молодым супругом.
99
Январь 102 года.
Встреча вышла на редкость холодной. Сабина чмокнула Адриана в губы – именно чмокнула, тут же отстранилась и пошла осматривать приготовленные ей комнаты. Была бы ее воля – она бы ни за что не потащилась в провинцию, где холодно, мерзко и каждый день приходится глотать от простуды розовое масло с медом, вместо того чтобы этим розовым маслом натираться. Но уж коль супруга самого Траяна Плотина сидела подле мужа покорно, как курица на насесте, то и Сабине волей-неволей пришлось тащиться в неведомые дали.
После прохладного чмок-чмок Сабина спешно отправилась наблюдать, как распаковывают ее сундуки. Выяснилось, что разбился флакон с духами, а в сундук с платьями попала вода, и желтый шарф, прежде сиявший как солнце, пошел белыми пятнами, зато белая туника сделалась местами желтой, будто перепачкалась в моче.
Сабина дулась весь вечер, за обедом делала вид, что у нее нет аппетита, потом – что у нее болит голова, Адриан был вежлив, но брезгливо сморщился, услышав про головные боли. Ночью в спальне Сабина попыталась отговориться усталостью. Но Адриан был настойчив, и ей пришлось уступить. Потом все было ей не так, она отворачивалась, не желая хоть немного предаться фривольным играм, покорно встала на четвереньки, как это делают девки в дешевом солдатском лупанарии, и вздохнула с облегчением, когда Адриан оставил ее в покое.