Цепи его души
Шрифт:
Порыв воздуха скользнул по щеке, пощекотав выпущенной из прически прядкой лицо.
– Здравствуй, Шарлотта.
Голос Эрика прозвучал из-за спины, и я едва не отпрыгнула. Обернулась, глядя на мужчину, стоящего в двух шагах от меня. С зачесанными назад волосами он выглядел как-то слишком официально. В серых глазах, помимо неопределенности тумана, застыли отблески стекающего со стен серебра.
– Здравствуй. Ты… – только сейчас заметила, что за его спиной ниша.
Открытая, вроде тех, в которые ставят вазы и прочие предметы искусства. Сейчас она была пуста, точно так же, как и вторая: присмотревшись,
– В этом доме тоже много потайных комнат?
– Этот дом невероятно скучен, – он взял мою руку в свою. – Пойдем ужинать.
– Тогда зачем он тебе?
Эрик отпустил мою ладонь и отодвинул для меня стул.
– У тебя графит на лице, Шарлотта.
– Что? Правда?
Прежде чем я успела достать зеркальце, он коснулся пальцами моих губ, размыкая их. Я даже вздохнуть не успела, когда надавил сильнее, заставляя приоткрыть рот, а потом скользнул влажными подушечками по щеке. Беспардонно-интимный жест заставил замереть, пока Эрик стирал следы моего рабочего дня с кожи. Наверное, стоило его остановить, убрать руку или сказать, что приличные люди для такого пользуются платком, но…
Ничего приличного рядом с ним со мной не происходило.
Несколько долгих мгновений он смотрел мне в глаза, смотрел так глубоко, что я забывала дышать. После чего коснулся спинки стула.
– Полотенце для рук, – Эрик указал на стоявшую рядом с приборами странную коробочку с крышкой. – Горячее. Не обожгись.
И правда, стоило мне стянуть перчатки и снять крышку, как изнутри повалил пар: влажное полотенце приятно пахло травами. Дожидаясь, пока оно остынет, взглянула на Эрика. Вопреки этикету и любым правилам, его место оказалось совсем рядом с моим. Не напротив, не во главе стола, а рядом. Даже свечи, плачущие от жара, были плотно придвинуты друг к другу. Возможно, именно поэтому в комнате было так темно: их свет едва перетекал на нас и на блюда.
– Что тебе положить, Шарлотта? Салат или жаркое?
– Салат, – пробормотала я. – И жаркое.
Хотя решительно не представляла, из чего этот странный салат с какими-то прозрачными белыми макаронинами: тонюсенькими, как иглы, и длинными, как нитки. Зато жаркое пахло так, что мне даже захотелось есть. Несмотря на то, что днем мы только немного перекусили пирогом, припасенным одним из художников, голодной я себя не чувствовала. До этой минуты.
– Как прошел твой день?
– Чудесно, – выдохнула я, чувствуя себя неловко от того, что приходится сидеть так близко к нему. Возможно, после случившегося понятие «неловко» было чересчур громким, но именно это я сейчас и испытывала.
– Чудесно, – повторил Эрик и потянулся к высокой глиняной бутыли, чтобы наполнить мой бокал.
– Нет! – вскрикнула я и тут же добавила. – После вчерашнего…
– Здесь нет алкоголя, Шарлотта. Это напиток на основе иньфайских ягод и трав, который снимает усталость, придает сил и пробуждает аппетит.
– А, – сказала я, все еще недоверчиво косясь на бутыль. – Тогда ладно. Хотя на аппетит я не жалуюсь.
Эрик улыбнулся.
– Похоже, ты единственная леди, готовая открыто признаться в своих аппетитах.
– Аппетитах?
– Вчера ты открыто признавалась в аппетитах, никак не связанных с едой.
От такого заявления я чуть не уронила салфетку, которую собиралась расстелить на коленях.
– Ты мог бы говорить об этом не так откровенно?
– Мог бы. Но не хочу. Особенно рядом с тобой.
По цвету напиток напоминал вино, а вот по запаху – скорее, ягодный компот, который летом так любила готовить Эби. Правда, в винах я не особо разбиралась, а если быть точной, не разбиралась совсем. Иначе не выпила бы вчера столько пузырьков.
Интересно, с Камиллой он тоже так откровенно обо всем разговаривает?
Наверняка!
Ревность кольнула сердце металлической занозой, причем по ощущениям, эту занозу для начала сунули в кипяток.
– Не думаю, что я единственная, – хмыкнула я и разгладила салфетку, – готовая в таком признаваться.
– В аппетитах по поводу еды точно единственная, – ответил он. – За чудесный вечер, Шарлотта.
– За быстрое обучение, – заметила я и подняла бокал.
– Значит, тебе понравилось в театре?
– Очень, – заметила я. – Там столько хороших людей… и все они удивительно тепло ко мне отнеслись. Каждый норовил подать стул, если я уставала, или принести чай.
Глаза Эрика сверкнули, но я только подцепила вилкой кусочек мяса.
– Безумно приятно, когда мужчины признают твои способности и не стесняются об этом говорить.
– Приятно? – вот теперь его глаза потемнели, а может быть, это мне просто показалось.
– Безумно, – добавила я с улыбкой.
Которая, впрочем, тут же погасла, когда в его глазах отразилось пламя свечей. Раньше я думала, что такое только в книгах пишут, но нет, язычки пламени словно перетекли в радужку и обратно. Только на этот раз свечи словно впитали холод и темноту, даже потускнели слегка.
– Мне кажется, должность художника-декоратора может помешать обучению, Шарлотта.
– Что?!
– И как твой наставник я вынужден настоять, чтобы ты отказалась от места.
– Ты шутишь? – я отложила вилку и попыталась улыбнуться.
Не получилось.
– Вовсе нет.
– И каким же образом моя должность может помешать обучению?
– Ты поздно возвращаешься.
– Что?!
– Поздно возвращаешься, – Эрик положил руку на спинку моего стула. – В то время, когда по-хорошему тебе стоит отдыхать и читать теорию, практику по которой мы будем отрабатывать на следующее утро.
Внутри все сжалось.
– Я говорила тебе о том, что буду работать, когда подписывала договор.
– Знаю, – он смотрел на меня, и цвет его глаз сейчас напоминал штормовое море. – Но ты его подписала, а там ясно сказано, что ты обязана подчиняться мне во всем, что касается обучения.
– Это не касается обучения! – меня затрясло. – Эрик! Мы же договорились…
– Устная договоренность перед магическим договором не значит ровным счетом ничего.
От жестокости холодных слов на глаза чуть не навернулись слезы. Я не могла поверить в то, что мне придется расстаться с работой… с работой, которая так меня вдохновляла. Всевидящий, сегодня утром я ехала туда и тряслась от страха, но эти люди, все они, и мистер Стейдж, и его помощники, действительно оказались очень милыми. Любезными, внимательными, добрыми, а работа с ними каждую минуту была мне в удовольствие.