Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
— Они отвезли ее на турбазу…
— Где это?
Уже застегиваясь, он стоял возле диванчика, а эта бесстыжая полная девица сидела перед ним, раскинув голые жирные ноги — выдувались сетью на ее левом бедре синие болезненно полные вены — и даже не пыталась прикрыться.
— Они девок увозят на турбазу, это в сторону Сухуми десять километров, но ты туда без путевки не попадешь все равно. И я тебе скажу, не лезь. Они думать не будут, зарежут тебя, а маму твою продадут…
— А что там, на турбазе?
— Я не знаю… — она накинула на колени свою синюю форменную рубашку, так что осталась видна только одна полная голубая вена на лодыжке. — Раньше каким-то бизнесом занимались… Теперь не знаю, — она всхлипнула и сказала вдруг совершенно другим, детским, печальным голосом: — Мальчик, увези меня отсюда!
— Кого? Тебя?
Ник стоял уже у лестницы, он почти ушел, но не смог не обернуться. Темно-синие глаза дежурной моментально оказались какими-то болезненными и сырыми. Ведь только что они были маслянисто-ненасытными, жадными.
— Увези как-нибудь? Я хочу от войны уехать! Понимаешь?..
Пиная белые пустые кадки, он пошел дальше по лестнице, вверх. Он стоял уже на площадке второго этажа, когда каскадом несколько раз подряд вспыхнул и погас внизу яркий свет. Легко было представить себе прикушенный от горя и разочарования полный рот, пальчик судорожно и бессмысленно перебрасывающий тумблер.
Со всего размаха Ник ударил ногой пустую белую кадку. Кадка треснула и, повалившись набок, немного прокатилась по мягкому ковру.
5
Ли сидела на краешке постели, у ее ног стоял уже собранный рюкзак. Она крутила в пальцах веревку, то завязывая, то опять распуская маленький узел.
— Зачем ты так долго? — спросила она, и в голосе матери не было уверенности. — Ты выяснил что-нибудь? Где ты был столько времени? — Пальцы окончательно затянули узел. — Ты меня напугал. Я думала уже…
Ник покивал.
— Ее увезли вчера днем. — Он стоял и смотрел на мать. Перед глазами все еще вспыхивали зеркальные лампы нижнего вестибюля. В эту минуту он ненавидел ее. — Когда мы пришли, она была еще здесь. Ее увезли, когда ты стояла под душем, — сказал он после некоторой паузы. — Вчера.
— А сегодня? — спросила Ли. И сразу прибавила скороговоркой. — Где это ты узнал?
Злость прошла. У него было такое ощущение, будто ом поднял белую кадку и, взяв ее обеими руками, осторожно поставил на место, он даже представил себе это простое действие и совсем пришел в себя.
«Вообще что ли к женщинам не подходить?.. — подумал он, нарочно присаживаясь на краешек второй постели напротив матери. — Может быть, она больная какая-нибудь?.. Может быть, она сошла с ума от этой постоянной резни на улицах?..»
— Да, там какая-то закрытая турбаза, — сказал он мягко. — Нам нужно поспать… Не ночью же ехать…
— Не ночью, — согласилась охотно Ли и сразу припала, подобрав под себя свои маленькие красивые ножки. — Давай утром!
Прошел коротенький дождь. Город, когда они вышли из гостиницы (Ник только кивнул в сторону заспанной заплаканной дежурной), выглядел так, будто был слеплен из сухого, осыпающегося, серого хлеба. Ни одной машины у гостиницы не оказалось, и пришлось пешком тащиться несколько километров до автовокзала.
Автобус, полупустой, облезлый, когда-то зеленого цвета, с лысой резиной и сломанной передней дверью, был уже наготове. Автобус пригнали и поставили под солнцем, будто бы специально для них, специально для того, чтобы они могли продолжать свою игру в спасение. Автобус готов был уже отъехать, когда они вошли в салон и устроились на ободранных сиденьях.
— Я до Эшер без остановки, — объявил в микрофон водитель.
— У турбазы остановите? — спросил Ник.
— Нет! — отозвался микрофон.
— А за отдельную плату?
Ник не видел лица водителя, только седой затылок и полные плечи, затянутые в сырую зеленую ткань. Плечи шевельнулись, автобус задрожал и покатился.
— Вас туда не пропустят, дамочка! — прогудел микрофон. Почему водитель обращался исключительно к Ли, было непонятно, видимо, разглядел ее в свое зеркальце. — Опасно там гулять! — пояснил он.
Автобус уже летел с неприятным ревом по совершенно пустому серому шоссе. Перебрасывая на поворотах солнце из левых окон в Правые, он подпрыгивал на плохой дороге и, казалось, был готов в любую минуту развалиться на отдельные части.
Ли нашла руку сына и держалась за нее. Рюкзак, поставленный в проходе, свалился и при каждом толчке мягко подскакивал, почему-то вызывая ассоциации с небольшим мертвым телом. Когда автобус вдруг затормозил, пальчики Ли крепко впились в ладонь сына.
Было жарко, пыльно и сонно. Вокруг образовалась давка: много людей, тюков, чемоданов, каких-то плетеных бутылей, много темных лиц… Вокруг стало шумно, запахло потом и гнилыми персиками.
Ник удивился. Автобус был почти до отказа набит. Водитель собирал деньги за проезд, он по-русски ругался матом в микрофон, он был при деле и забыл спросить плату у своих первых пассажиров, а может быть, просто не захотел их тревожить.
Пришлось взять рюкзак на колени. Ник хотел вытащить фотоаппарат, но не стал. Лениво, сквозь нарастающий солнечный жар, он мысленно отмечал возможные фотозарисовки. Он даже придумал название небольшого альбома: «Ноев ковчег, катящийся по дороге. Вид изнутри».
Они вышли на несуществующей остановке. Металлические дверцы захлопнулись за спиной. Ник влез в лямки рюкзака.
— Вы поосторожней здесь, дамочка! — снимая машину с тормоза, сказал в микрофон водитель. За ветровым стеклом лишь на миг мелькнуло его темное, совсем молодое лицо. — Здесь дамочкам прогуливаться небезопасно.