Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
Дом стоял в самом конце деревни, и сразу за домом открывалось море. Дом был серый, огромный, аляповатый, и он был еще не достроен. Во дворе не было могил. По каменной крутой лестнице, такой новенькой, что с нее при каждом легком сотрясении еще осыпалась какая-то белая взвесь, к ним сошел человек. Человек был по пояс голый, голова, стриженная ежиком. Стоя возле калитки, Ник первым обратился к нему:
— Я принес привет от Александра.
Человек держал в руках мокрое красно-желтое полотенце, он вытирал этим полотенцем лицо.
— И как он там?
— Он умер.
— Давно?
— Вчера.
— Как это случилось?
— Его задавили камнем в Новоафонской пещере.
Ник сделал несколько шагов навстречу и стоял внизу под лестницей, смотрел, немного задирая голову, на хозяина. От каждого собственного слова он ощущал все большее стеснение. Каждое слово было отдельно от предыдущего, не связано с предыдущим, каждое слово звучало, как в плохом спектакле под мощным светом юпитеров при хорошей акустике огромного зала.
— Красивое место! — сказал хозяин и, легко сбежав по каменным ступенькам, перекинул полотенце через гладкое темное плечо, протянул руку. — Меня зовут Арчил. Как зовут вас? — его зеленые глаза смеялись или, может быть, в них таким странным образом преломлялся солнечный свет. — Ну чего вы испугались? Это же не вас задавили в пещере?
— Не меня!
— Ну вот и замечательно… — зеленые глаза обратились к Ли.
— Лиана Марковна! — так же с трудом выдавила Ли. Она сгорбилась моментально, сморщилась, она выглядела в этот момент лет на пятнадцать старше своих сорока.
— Я буду называть вас просто Лиана, — полотенце соскользнуло на локоть, когда он, склонившись, поцеловал рефлекторно протянутую женскую руку. — Прошу в дом!
— Что там случилось, Арчи? — крикнул сверху пронзительный женский голос, и сразу заиграла музыка, видимо, женщина включила магнитофон.
— Александра убили!
Во втором этаже мягко отодвинулась белая занавеска. Распахнулись, блеснули окна. Из окна высунулась женщина — это была молоденькая блондиночка. Она поправляла на себе открытый купальник, соскакивала с плеча красная узкая лямка.
— Проходите в дом! — хозяин махнул рукой в сторону двери. — Поговорим.
7
На бетонных полах, врываясь в незашторенные окна, лежало солнце. Голые стены казались высокими и влажными, а мебели почти никакой. Сидели за старинным дубовым столом (ножки в виде львиных лап топорщились в обильных складках красной скатерти, и столовое серебро было таким же старинным, как этот стол), сидели на высоких узких стульях с резными спинками и из тонких дешевых стаканов пили зеленое молодое вино.
— Вы, я вижу, строитесь? — спрашивала Ли (она сидела довольно прямо, но рука ее со стаканом была расслаблена).
— Строимся! — согласился веселый хозяин.
— Но почему здесь, в Абхазии? Вы ведь грузин?
— Среди врагов интереснее! — Подошла женщина. Он чуть подвинулся, давая поставить перед собой тарелку с мясом. — Жизнь чувствуешь острее, когда живешь среди врагов.
Пересказывая последовательно происшедшее с ними, не потеряв в своем рассказе ни одной убитой собаки и начисто упустив тему повара и пропавшей девушки, Ник расслабился. Он сознательно подавал случившееся как жаркий южный сон. Он начисто исключил в рассказе обычную логику и последовательно присваивал каждому движению, каждому слову и шагу только логику сновидения.
— Белые рубашки! — сказал Арчил и подмигнул заговорщически Ли. — Правда, красиво? — Ник вопросительно взглянул на хозяина дома. — Простите, Николай, продолжайте. Просто белые рубашки… Меня это немножечко задело…
Блондинку звали Наташа. Наташа прямо на купальник надела черную длинную мужскую рубашку и застегнула ее на все пуговицы. Она ходила, пританцовывая босыми ногами по свежеструганым лестницам и бетонным полам, и говорила глуховатым, воркующим голосом. Вторая девушка, оказавшаяся в доме, называла себя Дарьей Петровной и была моложе Наташи лет на пять. Она также была одета в мужскую рубашку поверх купальника, но на ногах ее были резиновые пляжные тапочки. Для себя Ник определил девочек как дешевеньких шлюшек из Санкт-Петербурга, развлекающихся на югах.
На стол подавала Наташа. Дарья Петровна только щурилась и поправляла рукой волосы при появлении на скатерти каждой новой тарелки.
Все это выглядело довольно мило, но все это немного раздражало Ли. Ник почувствовал легкую неприязнь матери к происходящему.
— Я хотел бы понять! — совершив над собою усилие и запив кусок мяса вином, сказал он. — Можно я спрошу?
— Да, пожалуйста… — Арчил развел по-актерски голыми мускулистыми руками. Он сидел за столом по пояс голый, и солнце красиво обрисовывало всю его развитую мускулатуру, причем в одной его красивой руке была зажата вилка с гербом, в другой нож. — Спрашивайте! — Он улыбался, он, наверное, всегда и всем вот так открыто, нагло улыбался, без тени радости в глазах. — В этом доме дозволяются любые вопросы.
«Как же он?.. Как он может?!. — подумал Ник. — Как он может улыбаться и кушать после всего, что я ему рассказал… Смерть они понимают как-нибудь иначе, что ли?»
— Вот все эти смерти… — сказал он. — Все эти убийства… Мальчишки в белых рубашках, утопленники!.. — Краем глаза он заметил, как чуть поморщилась Ли. — Зачем? Это кровь такая горячая или есть какая-то невидимая снаружи национальная идея… Зачем столько смертей?
Наташа фыркнула в кулачок, так, будто он сказал что-то неприличное, и демонстративно полила из маленького серебряного соусника красной густою смесью свой кусок баранины.
— Идея всегда есть… — весело сказал Арчил. — Как же без идеи… И кровь горячая, тоже верно. Где идея, там и кровь.
— А может быть, наоборот? — осторожно перебила его Ли. — Где кровь, там и идея?
— Может быть, и так, — Арчил подмигнул весело Нику. — Вам просто не нужно об этом думать, молодой человек.
— Почему не нужно думать?
— Потому, что у вас очень-очень красивая мама! И я хотел бы выпить за нее! — он поднял полный, тяжелый от зеленого вина, чуть вспотевший стакан. — За женщину!