Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
57. Наташа, подняв тарелку обеими руками, повернулась на месте и сделала грациозное па босой ножкой.
58. Вид сверху из окна. Двор. Старик, ему под восемьдесят. Он наклонился и взял карабин.
59. Крупный план. Большая белая шляпа с пером.
60. Вид подвала. В потоке света, идущего из двери, заполненный бутылками высокий, узкий стеллаж.
61. Опять Ли. Заталкивает вещи в рюкзак. В лишенные занавесей большие окна падает много солнечного света. Снимок получился контрастным.
62. Фотография, сделанная внутри гостиницы «Гумиста».
63. Ли. Крупным планом только ее ухо.
64. Общий план пляжа. Очередь за билетами.
65. Огромная металлическая конструкция, похожая на скелет мамонта. Вид снизу.
66. Опять Ли. Она стоит обнаженная возле моря, подняла руки. У нее темные острые локти. Купальник держит над головой, как флаг.
67. Продолговатая, наполовину залитая волной бело-розовая куча. Куклы. Сотни маленьких розовых тел.
68. Щит. На щите квадратными буквами написано: «ЛИНИЯ ОБСТРЕЛА».
69. Вертолет. Дверцы распахнуты. Женщины рядом с вертолетом.
70. (Эту фотографию не нужно было клеить в альбом, как и многие другие. Ее следовало уничтожить еще прежде того, как он сжег негативы.) Ветер раздул куртку боевика, он принял героическую позу с автоматом на изготовку, чуть отставив длинную ногу в грязном мягком сапоге.
71. Опять крупный план. Большие кирзовые сапоги топчут остатки костра.
72. Общий план. (Ник долго работал над этой фотографией, но достиг результата.) Вид из окопа. Отчетливые пять женских обнаженных фигур. Фигурки совсем маленькие, еле различимые, но глядя на них, он мог вспомнить каждый свой выстрел.
73. Вид аэродрома в Сухуми. Вертолет. На трапе стоит он сам. Обгорелый рюкзак на спине. Прикрывает рукою глаза от солнца. (Эту фотографию Ник скопировал с газетного снимка, случайно наткнулся в хрониках.)
74. Женское миловидное личико. Одноклассница, ставшая теперь его женой. Ничего особенного. Теперь он видит это лицо каждое утро, просыпаясь. Снимал сам три недели назад.
75. Последний в альбоме снимок был сделан профессиональным фотографом, приглашенным на свадьбу. Было очень много свадебных фотографий, но только эта представляла интерес. Ник в черном костюме и галстуке. По правую руку от жениха смущенная невеста, закутанная в шикарную белую фату, вокруг нарочно засовываются в кадр глупые пьяные рожи свидетелей, а слева от Ника стоит живая Ли. На ней тоже белое, но очень скромное платье. Волосы мокрые, глаза печальные.
На семьдесят пятой фотографии дневник номер четыре (визуальный) завершался. Первоначально предполагалось, что фотографий будет больше. Все лишние фотоматериалы Ник тщательно уничтожил: пробные отпечатки, негативы, элементы коллажей, даже газетный лист с военным вертолетом отправились в огонь.
Единственным исключением был очень четкий и уже подписанный снимок, не вошедший в дневник, но и не преданный огню. Просто рука не поднялась сжечь.
На снимке человек в огромной белой панаме. Смятое морщинами лицо фотографа спрятано в тени. Весь он, как бедуин, закутан в белое — широкая, Никак не приталенная неряшливая куртка на завязках, такие же безразмерные штаны. Фотоаппараты болтаются со всех сторон.
Аппаратов три. У босых ног фотографа обезьянка: маленькая, черно-рыжая, в красной кепке с длинным козырьком. На шее мартышки металлический, по виду жесткий ошейник. Длинный поводок, море на заднем плане, кусочки бумаги рассыпаны по песку.
Надпись под фотографией, с нажимом выведенная черным фломастером, состояла всего из двух слов.
ОН УПРАВЛЯЕТ!
Вирус «G»
Приступ
В наступившей желтизне широко разинутым пересохшим ртом Д.Д. хватал воздух, голова не держалась и заваливалась куда-то вправо. Сквозь муть он смотрел на мягко покачивающееся солнце и нетерпеливо ожидал, когда ледяная игла войдет под лопатку поглубже. По своей привычке Д.Д. не хватался за грудь. Обеими руками он судорожно царапал троллейбусное сиденье.
— Вы что же прислоняетесь, гражданин? — спросили рядом. — Вам плохо стало?
— Нет, не-ет!.. — выдавленное слово стоило ему сломанного ногтя, прорвавшего от боли кожзаменитель старенького сиденья. В следующий момент солнце лопнуло и желтизна сухо загустела на глазах.
— Зачем вы говорите, я же вижу, вы бледный какой, — женский голос назойливо звенел у правого уха. — Товарищи, посмотрите, он умирает! — это она уже прокричала.
На секундочку он увидел сверху над собой белую полоску лица. Кривящаяся малиновая капля вздрогнула, готовая упасть на колено, испортить отутюженные брюки. Д.Д. бессознательно хотел подставить руку и поймать напомаженные женские губы тыльной стороной ладони, но тут игла вошла под лопатку до конца, встала в сердце, приостановив его. Она прорвала на груди плащ и вышла наружу тонким железным острием. Он уловил, как острие звонко ударило в троллейбусное стекло прямо под солнце.
Квадратное стекло троллейбуса добавило в своей геометрии: превратилось в огромный и легкий желтый куб, после чего долго переворачивалось — вокруг неподвижно закрепившейся головы мелькали шесть прямых граней.
Голоса звучали за пределами обморока:
— Был уже такой случай. Он играл по ночам на музыкальных инструментах, на рояле, кажется, очень тихий был старичок… Одинокий был такой старичок, за пенсией поехал…
— Да что вы говорите? Он еще живой, этот!..
— Пенсию неделю назад давали…