Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
10
Царапина на лбу саднила, но уже не кровоточила. Ник не дал перебинтовать себя. Несколько часов он лежал под небом не в состоянии подняться, потом присел и просидел неподвижно еще какое-то время. Ноги не слушались, когда Ник наконец встал, его подташнивало, в голове будто происходили маленькие болезненные взрывы, и небольшой военный лагерь казался просто продолжением чего-то другого, недавно утерянного.
Стемнело. Горели костры, ходили пьяные люди. На него не обращали внимания, потому что на любой вопрос он отвечал на идеальном грузинском языке. Пока он лежал полумертвый, он был безопасен, а потом стемнело, и своих определяли в основном по голосу.
Часы были на руке. Ник приложил их к уху и укололся. Стеклышко разбито. Посмотрел, стеклышко больше не отражало звезды. Подкрутил, и часы весело затикали. Они затикали громче, чем раньше.
Вокруг лагеря лежала ночь. Ночь, в которой не было фонарей и луны, ночь, в которой можно было только по шороху волн определить свое положение и понять, где лежит море. Присев у одного из костров, Ник попробовал закурить, но от первой же затяжки в голове вспыхнула боль. Пришлось бросить сигарету в пылающие угли.
«Куда делась эта девочка из гостиницы? — подумал он. — Пока я лежал, она все время была рядом. Нужно поискать ее? Нужно поискать Ли! — В сердце кольнуло. — Ли! Может быть, администраторша ошиблась, может быть, мать жива? Может быть, она где-то здесь рядом, в лагере, в темноте?»
За кругом костра не разглядеть даже собственной руки. Он стоял и прислушивался. Сначала пытался понять, чей же это отряд и кого они собираются громить, от кого хотят защищаться, но запутался в ворохе незнакомых имен и в собственной головной боли.
Он на ощупь нашел брезентовый полог палатки, откинул его и полез внутрь, растопырив руки. В палатке спали люди. Извинившись по-грузински, он уткнулся в чье-то большое горячее плечо и тихо заплакал.
«Неужели я смогу заснуть? — подумал он. Подступила волна тошноты. Ник перевернулся на спину. — Неужели я сейчас засну? — спросил он себя. — Ма-ма!.. — позвал он, уже теряя связь с реальностью. — Мамочка?..»
— Что ты, маленький? — отозвался голос Ли.
Он знал, что это всего лишь сон, но он так хотел забыть, что это сон, так хотел.
— Ма?
— Я здесь… Рядом с тобой!..
— У меня есть один вопрос. Можно я скажу?
— Ну скажи, что ты хочешь узнать? Ну, маленький, что? Что ты хочешь узнать?
— Это глупо! Это дурацкий вопрос. Но он меня мучит. Ма, я хочу знать кто? Кто управляет этим миром?.. — выдыхая слезы, сказал он. — Подлинно. Не эти правительства, не эти бандиты, не эти маги… Кто диктует смерти? Подлинно… Кто? Ты знаешь?
— Ты хочешь знать, кто управляет этим миром. Ник, это нормальное желание…
Она говорила совсем негромко, примерно так Ли рассказывала ему о том, что такое смерть, когда ему было пять лет, примерно так она объясняла ему все про секс, когда ему было четырнадцать, примерно так она говорила о правильном пути христианства, обо всей глубине этого пути, впрочем, тогда голос ее был чуть приторнее, оживленнее…
— Кто управляет?
Он протянул руку, желая дотронуться до ее лица, и проснулся. Пахло людьми и какой-то восточной острой приправой. Кто-то сильно дышал во сне, под неосторожной ладонью шевельнулось большое плечо. Ник выбрался из палатки, посидел на пороге, посмотрел на звезды, потом развернулся и полез обратно внутрь. Он не знал толком, зачем вползает опять в палатку, но когда нашел, понял.
Фонарик был большой и мощный, поэтому только проверив его (он посветил себе на руки), Ник вышел из палатки, обошел костер и дальше двинулся в темноте. Он ориентировался на звук моря. Перед глазами долго сохранялась сеточка — линии жизни на собственных ладонях. Он твердо знал, что хочет найти. С правой стороны возле моря должен быть раздолбанный снарядами ЩИТ «ЛИНИЯ ОБСТРЕЛА».
Он падал, поднимался, отряхивая колени, дважды он терял фонарь и долго ползал во мраке, шарил в колючей сухой траве (это продолжалась целую вечность) и оба раза находил фонарь. Он иногда оглядывался. Впереди был шум моря и вроде бы легкий его блеск в темноте, как блестит огромное зеркало в фотолаборатории, подготовленной к работе, позади маячили багровые легкие силуэты костров. Он шел то зажмурившись, то глядя в небо. Над головой шевелились, исчезали в невидимых облачках и вновь проявлялись синими уколами южные звезды. Он не мог ко всему этому относиться серьезно и поэтому улыбался. Поняв, что улыбается, он остановился, ощупал левой рукой собственное лицо (в правой был зажат фонарь) и сильными нажимами пальцев смял улыбку.
«Она умерла, — сказал он себе. — А я почему-то улыбаюсь…»
Зажмурившись, он двигался на повторяющийся шум волны, и только ощутив ногами море, остановился. Открыл глаза. Луна стояла в небе, противная и яркая. Перед ним до края лежало огромное зеленоватое пространство. Почему он подумал, что море похоже на гигантскую фотографическую ванну, в которой сквозь зелень проступает постепенно позитив ночного звездного неба?
Медленно, так, чтобы случайно не шагнуть на сушу (ногам было приятно в этой прохладе), Ник двигался к цели. Он вышел совершенно точно. На фоне звезд, залитый лунным сиянием, горбился пробитый и покореженный снарядами щит. В этом свете он не был уже зеленым, он был черным.
— Ли! — негромко позвал Ник. — Мама, ты здесь?
Он переступил ногами в воде. Ни звука в ответ, только издали приносились обрывки чужих гортанных фраз.
— Прости меня!.. — сказал Ник и неожиданно, резким движением вскинув фонарик осветил все вокруг. — Прости меня!..
Яркий белый эллипс, перетекая со щита на короткую траву, метался и дрожал, заезжая в нетвердой руке то далеко влево, то далеко вправо. Ник подумал, что хорошо бы заметили эти, у костров, свет фонарика, подумали бы, чужак крадется, и открыли бы из своих карабинов и автоматов хорошую стрельбу, а уж тут он прятаться не будет. Встанет в полный рост.
Но никаких выстрелов: ветерок, шорох, голоса.
Тела Ли нигде не было. Круг света остановился на рюкзаке. Рюкзак был разорван.
Когда Ник подошел (ему казалось, что он оставляет за собой мокрые теплые следы) и потянул за веревку, из рюкзака выпала книга. Он наклонился, посветил. Евангелие с откушенным углом мигнуло белыми страницами. Рюкзак прилично обгорел, и во все стороны полетела копоть, когда Ник пытался обнаружить свой дневник.
Копоть набилась в рот, она была горькой. Он нашел не только дневник, он нашел даже свою авторучку. Он присел на землю рядом со щитом.