Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

Бородыня Александр Сергеевич

5

Они медленно брели вдоль моря. Было светло, но свет постепенно уходил, угасал, и когда показалась деревня, луна зашла. Здесь не жгли ночью никакого электричества, и дальше пришлось пробираться ощупью, спотыкаясь.

До дома добрались довольно просто (только один раз Ник зацепился, упал и рассадил себе колено). Потом он нашел в кромешной темноте перила, нащупал, подошвой первую ступеньку. Ник даже улыбнулся при мысли, что осталось пройти какую-то пару метров до кровати, а опять рискуешь свернуть себе шею. Он повернулся в полной темноте дома и протянул руку, Ли поймала его ладонь, он слегка стиснул

ее пальцы.

— Устала? — спросил он.

Кажется, она кивнула. В темноте невозможно было точно увидеть.

Поднявшись к себе в комнату, Ли сразу прилегла. Притворив дверь, Ник зажег лампочку и вытащил дневник. Он довольно долго сидел над раскрытой книжечкой. Снял с авторучки колпачок, но, испытывая незнакомое радостное возбуждение, никак ничего не мог записать. Он сидел неподвижный, глядя перед собою до тех пор, пока свет настольной лампочки не смешался с серым светом утра. Только тогда он написал. Только одно слово посредине чистой страницы, очень крупно:

«ХОРОШО!»

Нарисовал жирный восклицательный знак и поставил число. Он не стал раздеваться, так и завалился, не снимая сыроватой одежды. Перевернулся на спину, что было для него не типично (Ник обычно засыпал только на левом боку), подложил сплетенные руки под голову и сразу заснул. Он даже не погасил лампочку, так устал.

Издали приходил порывами шум моря. Рядом монотонно ударяло в землю что-то тяжелое и большое, будто работал ковш экскаватора. (Звук ни на что больше не был похож, как на удары ковша, только у экскаватора почему-то не работал мотор.) Пытаясь припомнить пронесшийся яркий сон, Ник лежал с закрытыми глазами. Он лежал в той же позе, что и уснул. Руки под головой, возле уха пощелкивают часы. Он знал, что Ли стоит над постелью и смотрит на него, он пытался затянуть это мгновение. Она отошла, дернула занавеску, и на своем лице на закрытых веках Ник ощутил солнечный свет. Тупые удары смолкли.

— Просыпайся, мальчик! — сказала Ли, у нее был неприятный сухой голос. — Нам нужно уходить…

Ник открыл глаза. Ли действительно стояла рядом. Она расчесала волосы и немного подкрасила помадой губы. Она отводила глаза.

— Что случилось, ма? Доброе утро! — сказал он, расцепив под головой пальцы.

Ли знаком предложила ему подойти к окну. Он сразу подчинился. В окно были видны часть деревни и двор. Протирая глаза, Ник сначала не заметил ничего опасного. Везде лежало чистое утреннее солнце. В соседнем дворе голый по пояс темнокожий человек большой мотыгой рыхлил землю, он стоял в сделанной им яме уже по колено и методично работал. Еще несколько человек возились у каменной ограды.

— Что они делают? — спросил Ник и только после этого увидел мертвецов.

У самой двери на ступеньках, вытянувшись весь вперед, лежал человек. Судя по одежде, это был один из вчерашних строительных рабочих. Даже с расстояния видно — рубашка на его спине исковеркана пулями. Мертвая рука вытянута. Карабин валялся чуть дальше, наверное, в полуметре от замерших белых пальцев. Другой строительный рабочий сидел возле стены, зажимая ладонью рану, можно было разглядеть его застывшее лицо, глаза, навсегда уже полные боли. Всего Ник насчитал семь человек. Возле стены слева от ворот в почве была небольшая кривая воронка. Похоже, здесь взорвали гранату. Разглядывая двор, Ник вдруг увидел аккуратное отверстие от пули в стекле прямо возле собственных глаз. Вокруг отверстия развивалась в солнечном блеске легкая паутинка веретенообразных трещин.

— Ночью, — сказал он.

Ли также рассматривала двор. Она замерла рядом, за его левым плечом. По лицу матери ничего нельзя было прочесть. Никаких заметных эмоций.

— Ночью я слышал выстрелы, — сказал Ник… — Можно было догадаться!..

— Это мы виноваты! — Ли отвернулась от окна. Она присела на постель и смотрела на него, не отрываясь. — Мы виноваты…

— Почему мы?

— А ты не понимаешь?

Эти слова неприятно удивили его. Ник задернул занавеску и опустился перед Ли на корточки.

— Ма, ты сошла с ума… — сказал он. — Наши с тобой отношения никак не могли… Наши отношения никак не связаны с этим… — Он махнул рукой в сторону окна. — Просто два события уложились в одну единицу времени. Я люблю тебя!..

Она не сопротивлялась, когда Ник поцеловал ее. Он ощутил холодок и жирный вкус помады. Удары мотыги за окном прекратились. Ник приложил часы к уху. Часы тикали. Выглянув в окно, он долго, прячась за занавеской, разглядывал кошмарную панораму.

— Ну и что же теперь? — спросил он скорее у самого себя, чем у матери. Он не чувствовал обычного отвращения к человеческим трупам, и это немного удивляло.

— Нужно уходить! — сказала Ли.

Ник уже хотел опустить занавеску, как вдруг увидел вооруженных людей. К самому дому подошли двое. На первый взгляд они не выглядели опасно. Одному было, наверное, уже под восемьдесят — совсем старик. Он наклонился и взял карабин. Ударом ноги отшвырнул протянутую руку мертвеца. Передернул на весу затвор, убрал с глаз седые длинные волосы.

— Нужно уходить! — повторила Ли.

Ник услышал, как мать поднялась на ноги. Но не обернулся.

Ствол карабина был направлен прямо в окно. Ник поежился. Даже на расстоянии было видно, как, прицеливаясь, старик закрыл один глаз. Потом по заросшему седой бородой высохшему лицу скользнула улыбка. Он поставил карабин на землю прикладом вниз. Темная рука сделала знак, дескать, все в порядке, ты нам не нужен. Человек с мотыгой опять взялся за свою работу. Тяжелые удары, напоминающие работу экскаватора, возобновились.

— Пойдем посмотрим… — сказал Ник, стряхивая с себя оцепенение и открывая дверь внутрь дома.

— Посмотрим? — удивилась Ли.

— Ну кто-то должен был остаться?

Она замерла посреди комнаты.

— Я не думаю, что кто-то остался…

Уже стоя на лестнице, он обернулся. Ли прикусила губу.

— Чего ты боишься, ма? — спросил он. — Смерти?

Ей было очень трудно говорить, каждое слово давалось с напряжением.

— Я не боюсь… Я устала просто. Я очень устала.

При каждом шаге ступеньки неприятно скрипели, но еще сильнее скрипели свеженастеленные доски внизу. Дом был недостроен, и теперь это бросалось в глаза. Ник подумал, что это, наверное, потому, что он уже и не будет никогда достроен. Взгляд задерживался на кучках опилок, на неустановленных дверях, на каких-то металлических скобах. Внизу у стены стояли большие стекла. Они еще не были упакованы — обернуты в толстую коричневую бумагу, и они никак не пострадали во время ночной перестрелки.

Наташа умерла на лестнице. Зацепившись шелковой юбкой за перила, она свешивалась лицом вниз, как тряпичная кукла. Она висела таким образом, что лицо только чуть-чуть не доставало до ступеньки. Как он только не заметил ее ночью, поднимаясь наверх?! Рука Наташи была откинута, и кончики тонких пальцев, казалось, скользили по свежему лаку. Ник осторожно подвинул эту куклу. Наташа неожиданно легко перевернулась, голова ее запрокинулась. Пустые мертвые глаза тоже были какими-то игрушечными, нарисованными.