Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
Кляп, наверное, выпал от удара, и Людмила влажно всхлипнула.
«Жива! — отметил Ник. — Жива она…»
— Отпустите меня… Пожалуйста… — сказала буфетчица. — Ну пожалуйста… — Даже и не пытаясь подняться на ноги, она тихо-тихо заплакала, запричитала. — Ну пожалуйста, пустите!.. Пустите! У меня ребенок… Сын на турбазе…
— Сколько сыну лет? — спросил кавказец.
— Пять!
— Один у тебя ребенок?
— Один.
Их голоса звучали так близко и так ясно, что можно было заподозрить элемент игры.
— Почему один? — спросил кавказец. — Нехорошо, такая здоровая женщина и один ребенок родила… Давай еще одного сделаем.
— Да делайте со мною, что хотите… — немножко сменив тон и поправляя волосы, сказала буфетчица. — Пожалуйста… Только не надо больше сапогами в грудь… Не надо! — она провела по воздуху напряженной плоской ладонью обозначив ограничительную черту. — А родить от тебя — это пожалуйста, сколько хочешь… — Опять голос ее сорвался на влажный истерический всхлип. — Хочешь, прямо сейчас тебе сына рожу!
— Сейчас не надо! Через девять месяцев это сделаешь, так договоримся?
Их смех приплясывал в ветре, насыщенный густой мокротой и крепкой перегорающей чачей. И от этого смеха Ник протрезвел. Звездный купол остановился над головой. Стоя на коленях, он намочил брюки, и коленям было холодно, под штанинами текла вода. Нужно было быстро уходить.
— Плохая женщина, очень развратная! — эти слова были обращены уже непосредственно к нему. Ник попробовал сосредоточиться. Унять тошноту.
Уходить нужно было раньше. Ветер усилился. Выступая откуда-то сбоку, к нему подвинулась темная фигура. Кавказец встал совсем рядом. В каких-то нескольких сантиметрах оказалось его совсем темное лицо.
— Мы ее совсем немножко поучили, — сказал он с сильным акцентом, повернулся и посмотрел на Ли. — Не подумайте о нас плохо, Лиана Марковна…
Ник прислушался, но шума, еще минуту назад долетавшего из деревни, больше не было. Только шелестел ветер. Если их однажды спасли уже, то почему бы этому не случиться и второй раз. Как завороженный, он смотрел на мать. Кавказец подошел к ней сзади — огромная тень. Он бормотал что-то хрипло. И вдруг обнял Ли. На белом запястье матери сцепились его пальцы.
«Побежать? — мелькнуло в голове. — Позвать на помощь? Нет, не побегу! Интересно, что я буду чувствовать, когда они станут ее насиловать? Говорят, что роды — это мощное сексуальное ощущение… Есть такая версия… Какие ощущения должен испытывать сын, когда на его глазах насилуют мать?.. Нужно сосредоточиться, я пьян. Нужно расслабиться!..»
— А хотите вина еще выпить, Лиана Марковна? — спросил тот кавказец, что стоял рядом с Ником. — Чачи?
Ли осторожно пыталась отстраниться, вырваться из этих рук, но у нее это плохо получалось.
— Спасибо, нет!
От следующего вопроса она ощутила неприятный жгучий холодок в кончиках пальцев и на затылке.
— Может быть, искупаемся вместе?
Ник видел, как кавказец подтягивал руку матери к с поему лицу. Рука Ли напряженно сопротивлялась, потом не выдержала, и белые женские пальцы оказались возле вздутых, темных губ.
— Разрешите ручку поцеловать?
«Волосы просохли… — подумал Ник. — Волосы просохли, а брюки мокрые… Нужно что-то сделать?»
— Кажется, в деревне стреляют? — сказала Ли.
Она опять попробовала вырваться, и опять это у нее не получилось.
— Пойдемте купаться, Лиана Марковна…
— Холодно! — Ли вырвала руку.
— Вода очень теплая, — хрипел кавказец, — передали по радио, двадцать два градуса!
Будто на заднем плане белое пятно, которое было женщиной, приподнялось. Буфетчица застонала. Темная фигура слегка подвинулась над ней, и нога в сапоге толчком наехала на женскую грудь. Буфетчица неприятно вздохнула хрипло и повалилась набок. Ник почему-то представил себе, что лицо ее залито кровью.
— Мама, — сказал он нарочно детским голосом. — Мам, пойдем домой… Я устал чего-то!
Он пытался разглядеть получше лицо Ли. Он видел только ее профиль, резко очерченный, белый. Ему показалось, что мать сейчас укусит за нос обхватившего ее насильника, ударит коленкой в пах. Но белый профиль только заострялся в неподвижности.
— Слушай, мальчик, ты чачу пил? — сказал, стоящий рядом кавказец. — Пил! Хачапури кушал? Кушал. Отойди, дорогой… Все равно я тебе не поверю, что это твоя мама. Откуда у такой молодой женщины взяться такому взрослому сыну? Иди домой, если ты замерз и устал. Иди… Твоя мама придет через два часа, я слово даю.
Оставив в покое несчастную буфетчицу, остальные четверо медленно развернулись и приблизились. Шагов почему-то слышно не было, будто четыре тени, извергая удушливый смрадный запах из темных ртов, подплыли к ним. Луна покачивалась над мягким изгибом холма, она почти не давала света, но и в такой безлунной темноте отчетливо отразил желтое пламя нож. Нож покачнулся в руке одной из теней.
«Они не боевики, не убийцы, — оценивая пьяные фигуры, лениво надвигающиеся на него, подумал Ник. — Вряд ли у них есть какое-то оружие, кроме этого ножичка. Обычная шоферня. Конечно, шоферня азиатская, злая, со своими привычками… Что они могут нам сделать? А, ничего особенного, они могут изнасиловать мать. А меня могут покалечить, могут убить… — он посмотрел вдоль берега в темноту. — Если рвануть? Бегом рвануть? Не догонят ведь, пьяные они… Старые! Да и побегут не все…»
Ветер переменился. Теперь он налетал коротенькими теплыми порывами со стороны деревни, но никаких выстрелов не было, никаких криков. В деревне царила тишина.
— Пусти! — сказала Ли. — Убери лапы!
В тишине голос матери прозвучал строго и повелительно. Ли вырвалась и подошла к сыну. Кавказцы стояли вокруг, покачивались молча, пялили пьяные глаза.
— Хорошо! Лиана Марковна, — сказал один из кавказцев примирительно, у этого почти не было акцента. — Давайте договоримся?
— Давайте! — кивнула Ли.