Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
Большая белая шляпа с пером валялась тут же, девушка тянулась, мертвая, к этой шляпе, как тот мертвец во дворе тянулся к своему карабину. Второй девушки в доме не было. Ник ее не нашел. За столом в гостиной, положив голову в пустую оловянную миску, сидел мертвый строительный рабочий. Судя по положению тел, нападение было неожиданным. Никто не успел воспользоваться оружием.
Тяжелая дверь, ведущая в подвал, была разворочена пулями. В глубине прохладного помещения, освещенного яркой лампочкой, Ник обнаружил следы небольшого пожара. Арчила он нашел внизу. На бетонном полу рядом
Ящики, снятые с грузовика накануне, исчезли. В подвале было пусто. Только поблескивал в потоке света, идущего из двери, заполненный бутылками высокий, узкий стеллаж. Ник снял со стеллажа и унес с собой плетеную тяжеленькую бутылку, запечатанную сургучом.
Он вернулся в комнату и взял фотоаппарат. Быстрыми движениями Ли заталкивала вещи в рюкзак. На звук взведенного затвора она обернулась, но ничего не сказала, только облизала пересохшие губы. Ник спустился по лестнице и сделал несколько снимков внизу, под лестницей. В лишенные занавесей большие окна падало много солнечного света, и снимки должны были получиться контрастными.
6
Они вышли из дома и двинулись по деревне. Люди стояли за изгородями, не скрывались, но и не выходили на дорогу. Следов ночного боя нигде не видно, но в одном месте Ник обратил внимание, как двое мужчин во дворе снимают надгробный камень. Он понял, кладбище расширилось за эту ночь. В доме стало на одного человека меньше, а в огороде — на одного человека больше. Он даже представил себе эту большую семью, где кто-то еще сидит за столом со стаканом, а кто-то уже лежит под камнем во дворе.
Пока шли к шоссе, к автобусной остановке, вокруг царило молчание. Ник чувствовал на своей спине взгляды деревни. Иногда ему чудилось, что это не взгляды упираются в спину, а стволы винтовок, тогда он заставлял себя идти еще ровнее.
Ветер нес облака пыли, но не было ни одной машины. Ник поднял зачем-то руку и опустил. Прислушался. Никаких звуков, только ветер. Хотел распечатать бутылку — не решился.
— Нужно выбираться из этого аттракциона, — сказала Ли. — Хватит.
Несколько машин пронеслись мимо, не сбросив скорости. Потом подкатил автобус. Кажется, автобус тот же самый, что привез их сюда, только шофер другой. Водитель принял деньги за билеты, и двери закрылись. Автобус покатил среди пыли, полупустой и раскаленный внутри. Очень не скоро Ник догадался, какой изъян был у этого хорошего автобуса. Все в автобусе было хорошо, но, увы, он увозил в обратную сторону. Против воли они возвращались назад, в противную Очамчире.
Устроившись на горячих сиденьях, они напились. Пили прямо из горлышка. Ник расковырял сургуч не до конца, и в рот при каждом глотке попадали мягкие горькие кусочки пробки. Голова кружилась… Пыльная зелень, задевая стекла автобуса, неслась куда-то назад. Ли отнимала бутылку, горячо шептала что-то в ухо, смеялась, потом, перепугав пассажиров, запела в голос. Ее острые плечи подскакивали под его рукой. Ник все пытался обнять Ли, прижать ее к себе.
Песня
За стеклом у знакомого шлагбаума стоял знакомый молодой человек с автоматом. Все то же небритое лицо. Ник прикрыл глаза ладонью. Автобус не остановился, он посигналил и на очень маленькой скорости прокатил мимо.
Ник вылил в себя последний глоток из бутылки. Он покосился на мать. Ли спала, положив голову на его согнутую руку. Она смешно развернулась на сиденье, и это выглядело нелепо, так мог лежать только мертвец, слишком неудобно. Во сне Ли открывала рот. Толчками вырывалось ее резкое дыхание, ресницы подрагивали, белая рука вцепилась в край его куртки.
«Нельзя сейчас спать, — подумал он, — она пусть поспит, конечно, а мне нельзя, — но это было последнее, что он подумал, веки сладко сомкнулись, горячая темнота закружила голову. Ему показалось, что прошло не больше минуты. Он открыл глаза. — Все-таки заснул… Нельзя было, а я заснул!»
Автобус больше никуда не ехал. Автобус стоял посреди знакомой площади. Было жарко. Все вокруг казалось неподвижным, раскаленным и белым.
— Это автостанция? — спросила Ли у водителя. Она поставила ногу на ступеньку и оглядывалась в нерешительности. — Это Очамчире, что ли?
— Очамчире! — отозвался в микрофон водитель. — Но не автостанция…
— А где же автостанция?
— Нет больше никакой автостанции… — сообщил усиленный динамиком голос водителя. — Фундамент один от нее остался… Выходите, не задерживайте…
Автобус разгрузился и уехал, а они продолжали стоять на месте. Они стояли посреди площади. Город был пуст. Куда-то исчезли потные толпы туристов. Даже торговцев не видно. Мелькнет вдалеке черное женское платье и исчезнет. Ветер крутит обрывки бумаги и целлофановые обертки, швыряет под ноги.
— Ну и куда? — неуверенно спросила Ли и с надеждой посмотрела на сына.
— Думаю… Пойдем в гостиницу, — устало поправляя лямки своего рюкзака, отозвался Ник. — Если она, конечно, еще существует.
Хмель прошел, и наваливалась, наваливалась вместе с солнцем полуденная усталость, похмелье. Он попытался сосредоточиться и понять, что же дальше, но в голове крутилась только шикарная шляпа с пером, кукольные глаза глупо убитой питерской шлюшки. Он видел, что Ли с трудом сдерживается. Он хорошо знал свою мать, она могла выдержать очень многое, но в какой-то момент силы истощались, и Ли впадала в ужасающую истерику. Теперь она была на грани такой истерики.
— Это рядом! Мне кажется, вон по той улице нужно, — сказала она, глаза ее уже блестели от слез. — Гостиница должна быть там! — она показала рукой. — В прошлый раз мы шли с другой стороны.
7
Ник остановился. Они уже почти вышли к гостинице, оставалось еще метров триста. Из асфальта торчала вверх красная пластмассовая ручка. Пляжный зонтик воткнули прямо в развороченный асфальт и оставили. Он был сломан. Шевелились, как живые, тонкие металлические ребра спиц, шелестел оборванный капрон. Ник утер пот. Его опять замутило.