Церковная старина в современной России
Шрифт:
Единственное законное решение вопроса, по патриаршему мнению, — понятие общецерковной собственности необходимо предусмотреть законодательством. Сохранение государственных дотаций на содержание храма будет обусловлено как общенациональным статусом этой святыни, так и отказом от совершения здесь индивидуальных треб. Музейные работники и экскурсанты должны будут соблюдать нормы канонического поведения в храме. Сами экскурсии должны быть подвержены церковной цензуре. Кадровая политика патриархии, основываемая на принципе компетентности и образованности клириков, будет проводиться по согласованию с музеем. В результате у посетителя возникнет ощущение цельного образа культурного комплекса, тогда как здание, поочередно превращаемое то в храм, то в музей, способно породить лишь фрагментарное и разрозненное восприятие. Директор музеев Московского Кремля Ирина Родимцева, со своей стороны, заявила, что соборы Кремля — это олицетворение государственности, и их передача может быть расценена обществом как молчаливое признание главенства православной религии над другими. В условиях этнонациональных конфликтов в стране непродуманные манипуляции культурным наследием могут быть чреваты новыми обострениями. К тому же сотрудники музеев, несмотря на высокую квалификацию, могут потерять доступ к изучаемым памятникам, если они неверующие или придерживаются другой религии. Это угрожает стране «запретом на профессии».
19 октября 1991 г. газета «Культура» привела данные социологического опроса, подготовленного службой «Мнение». На вопрос «Церкви на территории Кремля надо передать Московской Патриархии или оставить музеям?» «за» высказались 40,5 %,
Женщины: за 38 %, против 51%
Мужчины: за 43 %, против 45%
18–24 года: за 56 %, против 45%
35 и старше: за 34 %, против 54%
Коренные москвичи: за 40 %, против 49%
Москвичи по прописке: за 42 %; против 47%
Окончившие ПТУ: за 48 %, против 41%
Студенты: за 48 %, против 44%
Высшее образование: за 34 %, против 54%
С ученой степенью: за 36 %, против 54%
За границей не бывали: за 40 %, против 48%
С заграницей знакомы: за 38 %, против 53%
В общежитиях: за 45 %, против 35%
В коммуналках: за 45 %, против 47%
В отдельных квартирах: за 40 %, против 49%
В кооперативных квартирах: за 38 %, против 51%
Верующие: за 48 %, против 40%
Не очень верующие: за 41 %, против 47%
Неверующие: за 30 %, против 59%
18 ноября 1991 г. был подписан Указ Президента РСФСР № 220 «Об использовании Московской патриархией отдельных храмов Московского Кремля», в котором упоминались храмы: Успенский, Благовещенский, Архангельский соборы, храм 12 апостолов, церковь Иоанна Лествичника с колокольней Ивана Великого, церковь Ризоположения и собор Покрова на рву. Порядок использования должен быть определен на основе долгосрочного соглашения между Министерством культуры и Московской патриархией. Пожалуй, первый настоящий договор о сотрудничестве между Церковью и культурой был подписан в Вологде в декабре 1991 г. по инициативе архиепископа Михаила (Мудьюгина), человека действительно высокой культуры. Пока столица демонстрировала политические амбиции, провинция проявила особую мудрость: создавалась согласительная комиссия, уполномоченная передавать культовые предметы во вновь открываемые храмы [179] .
179
Власть и Церковь: спрос на взаимность // Известия. 1991. 23 дек.
Несмотря на то, что соборы оставались государственной собственностью, в прессе Указ оценивался как «дарственная» патриархии [180] . Союзное министерство вообще не было в курсе принятия подобного указа [181] . Жизни СССР оставалось чуть более месяца. Ельцинский указ, отнимавший у союзного руководства права на основной символ советской империи — Кремль, стоит рассматривать как гвоздь в крышку гроба, стремительно захлопывающуюся над режимом Михаила Горбачева.
180
Никулин М., Пеструхина Е. Умом Россию не понять. Два хозяина в Кремле // Мегаполис-Экспресс. 1992. № 12.
181
Митрофанов С. Кесарь — кесарю: Богу Богово // Коммерсантъ. 1991. 25.11–2.12.
Под конец 1991 г., 5 декабря, Борис Ельцин обратился к главам конфессий и верующим России с программным обращением, которое стоило бы назвать «храмы в обмен на мир», вернее, на политическое миротворчество или даже социальную психотерапию. Обращение было приурочено к 60-летию уничтожения храма Христа Спасителя в Москве. Осудив сталинский вандализм, Президент подтвердил стремление российского руководства передать святыни и храмы тем, кому они по праву должны принадлежать. Но сначала он призвал верующих и духовенство к врачеванию душ во время болезненных реформ. Начиналась новая эпоха использования Церкви государством. Конец 1991—начало 1992 г. знаменовался новым витком полемики в прессе и откровенно хамскими выпадами в адрес Церкви, рассчитанными на дискредитацию религиозного сознания в глазах российского общества [182] . Михаил Чулаки написал сразу и обо всем: о «жрецах в золоченых одеждах», о богослужениях как необходимом приложении к этнографической экспозиции, о духовной цензуре и об отсутствии у Церкви до революции своей собственности [183] . Небрежение к сохранению икон со стороны православных он объяснил равнодушием религиозного чувства к художественному качеству произведения и приоритетным вниманием к «святости содержания». В других публикациях причиной конфликта называлась неинтеллигентность обеих сторон. Попытка отдать церкви бесхозные и наиболее разрушенные памятники вызывала протест определенных кругов [184] . Развивается теория «тюремно-кладбищенского» отношения православной общественности к музеям, которые рассматривались одновременно как тюрьма и кладбище для икон [185] . Небогослужебное использование храмов и помещение икон в музей называется «повседневным кощунством» [186] . Делались сравнения, сознательно рассчитанные на физический шок: музеи, претендующие на сохранение древнерусской культуры, отличаются от действующих храмов, как мумифицированный труп отличается от живого человека [187] . Нравственное и культурное просвещение общества через демонстрацию в музеях церковного искусства признавалось рядом изданий невозможным, поскольку формирование музейных коллекций осуществлялось на основе «безнравственного и бескультурного» способа — путем закрытия храмов и изъятия церковных ценностей. В подлеправославной прессе отмечалось, что духовная слепота искусствоведов, не позволяющая видеть в памятниках святыни, вызывает встречную неприязнь верующих [188] . Церковная иерархия не только не препятствовала этой истерии своей проповедью уважения к труду, но и активно ее подогревала.
182
Чулаки М. Возгласим: «Слава РПЦ!»? // Мегаполис-Экспресс. 1991. № 48.
183
Чулаки М. Исторические исследования или неприкосновенная тайна // «Музеи России». 1991. № 2.
184
Кротов Я. Культура и культ // Куранты. 1991. 24 окт.
185
Московские новости. 1991. 21 июня.
186
Московский церковный вестник. 1991. № 25.
187
Рыбин В. Музейный плен // Православный Санкт-Петербург. 1993. № 17.
188
Бондаренко Ю. Чужое впрок не идет // Московский церковный вестник. 1992. № 20/21.
Редкие статьи искусствоведов и музейных работников не могли ни переломить формировавшегося настроения, ни заменить деятельность, направленную на пропаганду собственных взглядов, ни идейно подготовить неизбежную
В процессе полемики указывалось, что в ряде случаев музей мог предоставить верующему бо́льшие возможности для общения со святыней, чем храм, поскольку только в экспозиции человек может так непосредственно соприкоснуться с созданием человеческого гения, вдохновленного Премудростью Божией. Отмечалось, что проблемы во взаимоотношениях между реставраторами, музейщиками и прихожанами создаются как отсутствием художественного вкуса у новых и старых православных, так и «ревностью не по разуму», свойственной неофитам из числа комсомольских активистов. В целях разрешения конфликтов предлагалось, чтобы в ученые советы музеев, хранящих в своих фондах произведения религиозного искусства, вводились представители соответствующих конфессий, а фондовым комиссиям предлагалось по согласованию с Министерством культуры заранее составить списки вещей, которые могут быть переданы Церкви.
189
Лифшиц Л., Попов Г. Как увидеть «Троицу» Рублева? Музей и Церковь: война? Продолжение дискуссии, начатой НГ // Независимая газета. 1992. 31 янв.; Красилин М. Побойтесь Бога, господа! Против кого и чего мы воюем // Независимая газета. 1992. 18 апреля; Рубанцева М. Савелий Ямщиков: Потому и не теряю надежды (Российская газета) // Бюро коммуникаций ОВЦС МП. Подборка по прессе. 1992. № 41.
Дело не ограничивалось одними публикациями. 14 марта 1992 г. группа общественности обратилась с письмом к председателю Верховного Совета РФ Руслану Хасбулатову [190] . В письме выражалась озабоченность требованиями патриархии и предлагалось прекратить практику разбазаривания государственных музейных собраний, а также были обозначены новые объекты претензий, в том числе Владимирская икона Божией Матери, образ Троицы, ризница Троице-Сергиевой лавры. Весной того же года началась подготовка к соглашению между Министерством культуры и патриархией [191] . Однако одновременно в кулуарах Верховного Совета готовилось положение о «Комиссии по рассмотрению предложений местных советов об использовании памятников истории и культуры в культовых целях» и предлагался ее персональный состав. Кто был непосредственным автором идеи, из сохранившихся документов не вполне ясно. Комиссию должен был возглавить Р. Смирнов, заместитель председателя Комитета Совета национальностей РСФСР по развитию культуры и сохранению наследия. Здесь предполагалось участие таких специалистов, как Герольд Вздорнов, Иван Пуришев, Игорь Столетов, Алексей Владимиров и Вячеслав Клыков, от Верховного Совета в нее должны были войти протоиерей Алексей Злобин, Вера Бойко и Михаил Сеславинский, от Минкульта — Александр Шкурко, Борис Любимов, Виктор Булочников и Галина Бражникова, от патриархии — епископ Подольский Виктор (Пьянков) и архимандрит Иннокентий (Просвирнин), от Моссовета — Сергей Колбанов и Михаил Филимонов. Комиссия должна была вырабатывать предложения по усовершенствованию хранения, экспонирования и изучения памятников церковной истории.
190
Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 8, оп. 2, д. 4, 1992 г., л. 1–7.
191
Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 8, оп. 2, д. 15, л. 1–7.
Предполагалось перевести коллекции церковного искусства в отдельное хранение с учреждением попечительских советов разных уровней. Члены Комиссии имели право доступа к фондам и залам в любое время. Для церковных экспозиций предусматривалось создание отдельных входа, выхода и специального обслуживания. Если музей не мог предоставить подобных условий, то Комиссия имела право запретить экспонирование церковных предметов. Предполагалась деидеологизация выставок в церковных комплексах, а алтари не могли более служить подсобными помещениями. Попечительские советы должны были в полном объеме осуществлять надзор за памятниками церковного искусства и церковного зодчества, находящимися во владении Русской Православной Церкви, и возбуждать вопрос об изъятии этих памятников у общин перед «Высшим попечительским советом хранилищ церковного искусства» в случае их ненадлежащего использования. Бюджет Высшего совета должен был финансироваться Верховным Советом, а деятельность местных советов — из муниципальных бюджетов. Этому замыслу не было суждено реализоваться.
Патриархия соответственно реагировала на происходящее в обществе. В докладе на архиерейском соборе 31 марта 1992 г. патриарх говорил, что происходит недостойное обыгрывание имущественного вопроса, а справедливое стремление Церкви к возвращению отобранных у нее в послереволюционный период храмов объявляется «неоправданной претензией». Уже тогда он отмечал, что музеи всячески тормозят возвращение святынь Церкви, несмотря на постоянные предложения патриархии о последующем сотрудничестве в области сохранения и использования этих памятников [192] . Выступления патриарха всегда были рассчитаны на целевую аудиторию. На епархиальных собраниях в Москве основные претензии за существующие конфликты уже предъявлялись столичному духовенству. 11 декабря 1992 г. он отмечал, что со стороны управления по охране памятников поступают постоянные претензии на действия некоторых приходских общин, не желающих согласовывать проектные работы, а также допускающие самовольную перепланировку исторических памятников и уничтожение сохранившейся живописи. При этом патриарх отметил требования представителей клира, имеющих специальное искусствоведческое образование, положить конец безграмотной реставрации живописи, иконописи и храмовой архитектуры, осуществляемой некоторыми собратьями по сану.
192
Слово на открытии Архиерейского собора РПЦ 31 марта 1992 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 46.
Патриарх неоднократно говорил о необходимости создания церковного отдела по архитектуре и церковному наследию при Московской патриархии, где верующие архитекторы и искусствоведы могли бы стать не только руководящими работниками, но и посредниками при возникновении конфликтных ситуаций. Далее патриарх потребовал от духовенства «показать», что патриархия способна реставрировать и содержать храмы и другие ценности на должном уровне, но показать так, чтобы не усилить возникающего противостояния между Церковью и работниками культуры, чтобы не спровоцировать издание нового закона, который поставит Церковь в еще более трудное положение. Почти в тех же выражениях эти рекомендации были повторены и через год, 20 декабря 1993 г. [193] В своих письмах государственным деятелям патриарх писал, что Церковь не требует от музейных храмов прекратить выполнение своих культурных функций и не намеревается «выбросить на улицу» музейных работников. Патриархия лишь желает, чтобы для всех была ясна перспектива и цель движения по возвращению Церкви ее нормального статуса и имущества [194] .
193
Из выступления на Епархиальном собрании Москвы 11 декабря 1992 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 346; Из выступления на Епархиальном собрании Москвы 20 декабря 1993 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 358.
194
Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 702.