Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

Борисов Николай Сергеевич

Ближайшим учеником Пафнутия Боровского был Иосиф Санин, основатель и игумен Успенского мо­настыря близ Волоколамска (1479—1515). В истории русской церкви Иосиф Волоцкий известен главным образом своей борьбой с еретиками. Преследуя их, Иосиф обнаруживал фанатичную нетерпимость к любому отступлению от церковных догм. Однако скрытой пружиной его деятельности была жажда власти. В глубине души он лелеял мечту об обществе, где судьбами народа и отдельных людей распо­ряжаются священники. Разжигая «охоту на ведьм», волоцкий игумен хотел сыграть роль верховного судьи, перед которым трепещут не только простолю­дины, но и знать. Как и его покровитель, ярый го­нитель еретиков новгородский архиепископ Геннадий, Иосиф восхищался практикой испанской инквизиции. При случае он и сам охотно выступил бы в роли

Великого инквизитора. Именно Иосиф добился не­бывалой в истории русской церкви расправы: сож­жения еретиков в Москве и Новгороде в 1504 г.

Покончив с подлинными еретиками, Иосиф «во­шел во вкус» и не раз пытался уничтожить своих политических противников, обвиняя их в «ереси». Однако они быстро разгадали тактику Иосифа и пла­тили ему той же монетой: к концу жизни сам инкви­зитор едва не попал на скамью подсудимых по об­винению в нарушении церковных канонов.

Жестокий и властолюбивый монах, отправляю­щий людей на костер, — таким остался Иосиф в па­мяти современников. Вероятно именно его образ вы­звал саркастическое замечание неизвестного русского публициста XVI в., автора «Валаамской беседы»,— «и во царях таковое свирепство редко бывает, какое во иноках бывает».

Иван III и его преемник, великий князь Васи­лий III (1505—1533) угадывали тайные помыслы Иосифа и держались по отношению к нему весьма настороженно.

Отношения между волоцким игуменом и москов­скими правителями еще более усложнялись его позицией в вопросе о монастырском землевладе­нии. Иосиф резко выступал против попыток Ивана III отобрать у монастырей принадлежавшие им земли. В этом вопросе он чувствовал за собой поддержку большей части высшего духовенства. На церковном соборе 1503 г. «иосифляне» выступили сплочен­ными рядами. Великий князь вынужден был отсту­пить.

Понимая, что без поддержки со стороны влия­тельных особ он не сумет добиться прочного успеха, Иосиф внимательно следил за борьбой придворных партий, принимал в ней живое участие. В последние годы правления Ивана III он сблизился с группи­ровкой, центром которой была Софья Палеолог и ее старший сын Василий. Здесь волоцкий игумен при­шелся «ко двору»: в окружении Софьи царил дух церковного «благочиния» и строгой ортодоксии. Иосиф разделял и династические замыслы Софьи, для кото­рой целью жизни было возвести Василия на велико­княжеский престол.

Противники Софьи, родичи Ивана III по его пеpвому браку с тверской княжной Марией Борисовной, были известны своим покровительством всякого рода вольнодумцам и еретикам. «Душой» этого придвор­ного кружка стала вдова Ивана Молодого (старшего сына Ивана III от первого брака) Елена Стефанов­на, дочь молдавского «господаря», прозванная в Мо­скве Волошанкой. Иван III после смерти старшего сына долго не мог решить, кому завещать престол — внуку Дмитрию, сыну Ивана Молодого и Елены Волошанки, или же старшему сыну от брака с Софьей— Василию. В феврале 1498 г. он торжественно венчал на царство внука, однако пять лет спустя изменил свое решение и объявил наследником Василия.

Став великим князем, Василий не забыл той мо­ральной поддержки, которую оказывал ему Иосиф в период борьбы за власть. В 1509 г. Иосиф обратился к Василию III с просьбой защитить его монастырь от произвола со стороны удельного князя Федора Бо­рисовича Волоцкого. Великий князь откликнулся на просьбу игумена и взял обитель «под свою руку». Этот казалось бы мелкий эпизод вызвал целую бурю возмущения в среде духовенства. Иосиф грубо на­рушил иерархическую дисциплину, обратившись к Василию «через голову» своего непосредственного начальника — новгородского архиепископа Серапиона. Непреклонный ревнитель порядка и «благочиния» оказался в роли самоуправца. Ненависть, которую вызывал инквизитор, выплеснулась наружу. Серапион отлучил Иосифа от церкви, но за это сам был вскоре смещен с кафедры по приказу Василия III Благодаря вмешательству «Державного», волоцкий игумен сохранил свое положение. Однако его авто­ритет в глазах не только духовенства, но и москов­ского боярства упал до крайней черты. Сам Васи­лий III, уставший от жалоб и домогательств Иосифа, предпочитал проводить время в беседах с людьми иного склада — московскими философами и вольно­думцами, самым ярким из которых был князь-инок

Вассиан Патрикеев.

Видя, как падает его влияние при дворе, как ру­шатся честолюбивые планы, Иосиф решает несколь­ко изменить свою позицию. Ради того, чтобы вернуть расположение «державного», он отказывается от ут­верждения о превосходстве духовной власти над светской и развивает идею о божественном происхож­дении самодержавной власти, которая, однако, долж­на действовать в тесном союзе с церковными верха­ми, строго блюсти их интересы. Свои новые идеи он формулирует в 1510—1511 гг. в посланиях к Васи­лию III, а также в своем главном литературном тру­де — «Просветителе». «Царь убо естеством подобен есть всем человеком, а властию же подобен есть вышняму богу», — писал Иосиф [89] . Такие высказыва­ния авторитетного церковного деятеля были как нельзя более кстати для московских великих князей, которые, заглядывая в будущее, уже примеривали царский титул к себе и своим наследникам. Этим титулом они именовали себя в дипломатической пере­писке с некоторыми соседними странами.

89

Послания Иосифа Волоцкого. С. 184.

«Смена вех» не помогла Иосифу возвратить ут­раченное влияние при дворе. Современники слишком хорошо знали его подлинные убеждения и намерения. Российский инквизитор умер в опале, в удалении от двора 9 сентября 1515 г. Его тело было предано зем­ле у стен собора основанной им обители.

Разработанное Иосифом учение о самодержце как «земном боге» стало приносить плоды уже после смерти его создателя. Оно стало теоретической осно­вой сотрудничества между высшими церковными иерархами и московскими государями. Своей теорией Иосиф подтолкнул церковь на путь сращивания с государственным аппаратом российского самодержавия — путь, который в конечном итоге привел ее к глубокому кризису.

Деятельность волоцкого игумена, его политиче­ская позиция, при жизни и после смерти Иосифа вы­зывали самые противоположные оценки. Монахи Волоцкого монастыря и близкие к Иосифу иерархи пытались добиться причисления его к «лику святых». Однако приверженцы старых традиций в отношениях между великокняжеской властью и церковью, а так­же все, склонные к вольнодумству и свободомыслию, ненавидели и презирали Иосифа. Со временем споры утихли. Иосиф был прославлен церковью, удостоен звания «преподобного», как именовали прославив­шихся своей святостью монахов. Однако в конце XIX — начале XX в. историки и публицисты либе­рально-буржуазного направления стали часто поми­нать Иосифа недобрым словом, справедливо полагая, что именно он положил начало превращению русской православной церкви в своего рода «духовную поли­цию» на службе у российского самодержавия. В их оценке волоцкий игумен выглядел вольным или не­вольным виновником падения престижа церкви сре­ди народных масс.

«Развивая теорию государственного покровитель­ства церкви, Иосиф Волоцкий и его последователи едва ли думали, что теория эта приведет в конце концов к полному уничтожению светских привилегий церкви и к введению ее в рамки государственных учреждений», — писал П. Н. Милюков [90] . Еще резче выразился известный русский философ-идеалист Н. А. Бердяев. «Я никогда не чувствовал никакой близости к этому типу московского бытового право­славия с государственной церковью, с обрядоверием, с «благочестивым» Иваном Грозным, с Домостроем, с враждой к мысли и знанию, с душностью и пол­ным отсутствием свободы, простора и дали. Этот мир в истоках своих связан с жестокой и по-моему роковой фигурой Иосифа Волоцкого» [91] .

90

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 2. Пг., 1916. С. 35.

91

Бердяев Н. А. Ответ протоиерею С. Четверикову // Путь.№ 50. Париж, 1936. С. 46.