Цесаревич Вася
Шрифт:
— Убыль? Дьявол, да меня будто вывернули наизнанку и выжали до последней капли! Я три дня пусть как карманы французского художника с Монмартра.
— Вот о чём и хочу сказать. Во время находившийся рядом с императором гимназист проявил неизвестную ранее способность вытягивать энергию из одарённых и техномагических устройств, что и спасло Иосифа Первого. Да, и спасибо вам за рекомендацию находиться не ближе десяти миль от стадиона. Что вы затолкали в эту бомбу, Иван Георгиевич?
— Да бог с ней, с бомбой! Меня больше
— Я же просил соблюдать конспирацию, мистер Джонсон!
— Ах да, извините… Так сколько вы хотите?
— Думаю, мы договоримся, Иван Георгиевич.
Сам виновник случившегося в Петербурге переполоха очнулся только через неделю, и долго не мог понять, где он находится и как вообще сюда попал. Явно что-то больничное, пропахшее карболкой, мандаринами и чужой болью.
Боль… Василий вздрогнул, вспомнив приходившие к нему видения. Тени… тысячи теней молча появлялись из ниоткуда, с благодарностью кланялись, что-то говорили, а потом уходили в никуда. Но он почему-то знал каждого! Индусы, малайцы, китайцы, негры, даже ирландцы — все они сожжены заживо после долгих пыток, чтобы энергия боли смогла заполнить те светящиеся колбочки, что были на поясе сумасшедшей старухи. Две с половиной тысячи теней.
Сон? Наваждение? Болезненный бред? Вполне возможно. Но почему тело помнит тот огонь и муки пыток, отзываясь острой, но постепенно затихающей болью на каждое неосторожное движение?
Вот и сейчас ноги будто обдало нестерпимым жаром, и даже на короткий миг почудился запах гари. Василий застонал, дёрнулся, и на это истошным визгом отреагировал прибор непонятного назначения, стоявший на приставном столике рядом с кроватью. На звук в палату заглянула дама в белом халате, и тут же скрылась, оповестив кого-то мощным, но противным голосом:
— Он очнулся!
Следующие полчаса вокруг Красного кружился настоящий хоровод. Ему подсунули утку, его умыли, причесали и переодели в чистое бельё, измерили пульс, температуру и давление, откачали из вены граммов двести крови, покормили тремя ложками безвкусного жидкого бульона, а потом все вдруг резко исчезли, будто утренняя роса под лучами летнего солнца. Впрочем, так оно и было — Николай Нилович Бурденко являлся светилом магического целительства и традиционной медицины вселенского масштаба.
— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? — задав вопрос, главный военный врач Российской Империи провёл нал Василием светящейся ладонью, и не дожидаясь ответа кивнул. — Значительно лучше, чем в предыдущие дни. Как же вы всех напугали, юноша?
— Я такой страшный? — Красный нашёл силы для шутки.
— Этот вопрос вы зададите девушкам, что дежурят в коридоре.
— Вера, Катя и Лиза?
— Да, кивнул Николай Нилович. — Именно эти имена носят три прекраснейшие гарпии, вот уже неделю пытающиеся взять штурмом мой госпиталь.
Вася не стал это комментировать, и вернулся в предыдущей теме:
— Так что же вас напугало?
Бурденко потёр переносицу, явно раздумывая, стоит ли отвечать, но всё же объяснил:
— Напугала происходившая с вами чертовщина, молодой человек. Появляющиеся и исчезающие термические и химические ожоги, раздробленные и тут же заживающие конечности, и… Нет, лучше вам вообще не знать. Но с точки зрения медицинской науки это объяснить невозможно!
— А магию наука объяснить может?
— Господи, чему вас там в этих гимназиях учат? — вздохнул Бурденко. — Магия, молодой человек, это всего лишь индивидуальная способность управлять энергией. У кого-то она больше развита, у кого-то меньше… Разные направления, опять же. Вот вы умеете шевелить ушами?
— Нет.
— А лошади умеют, но никто не считает это чудом! И способность без промаха попадать пальцем в собственную ноздрю для её прочищения тоже никто не считает чудом. А магия, видите ли, у них не объяснима. Ладно, юноша, сегодня отдыхайте и набирайтесь сил, а с завтрашнего дня можно разрешить приём посетителей.
— А девушки из коридора?
— Девушкам можно сегодня, потому что это не посетители, а натуральное стихийное бедствие.
Николай Нилович сильно преувеличивал опасность стихийного бедствия — девочки вошли в палату почти на цыпочках. Зато когда увидели бодрствующего и улыбающегося Красного, буквально взорвались вулканом эмоций.
— Вася, мы за тебя переживали!
— Вася, дурак, ты зачем чуть не умер?
— Вася, больше так не делай!
— У тебя виски чем-то белым припудрены!
— Ой, это седина!
— Мамочки…
Василий постарался придать себе солидный и невозмутимый вид, но получалось плохо. Ему поправили подушку, забили тумбочку мандаринами в бумажных пакетах с рекламой акционерного общества «Лубянка», его целомудренно, но с чувством, расцеловали в обе щёки, заново причесали, ещё раз спросили о самочувствии… И всё это под ворох новостей, причём говорили девочки одновременно.
— Подождите, — взмолился Красный. — Не добивайте смертельно раненого героя! Давайте медленно и по очереди.
— Давайте, — согласилась Верочка Столыпина. — Я первая!
— Почему ты? — возмутилась Катя.
— Потому что старше.
— Всего на две недели.
— Но старше, не так ли? А Лизу вообще на три месяца, — Вера с видом победительницы посмотрела на подруг, но возражений больше не последовало. — Так вот, Вася, новостей много! Во-первых, графа Бронштейна выпустили.
— Откуда?
— Из Петропавловки. Ах да, ты же не знаешь… его прямо на стадионе арестовали, а вчера вечером выпустили. Вроде как не виноват, но пока под подпиской о невыезде и под гласным надзором жандармов.