Цесаревич Вася
Шрифт:
— Полковник?
— И целый взвод охраны при нём.
— Зачем нам целый взвод?
— Понял, господин, мы принесём только головы.
— Зачем нам их головы? Нет, это лишнее.
— Соглашайтесь, Василий Иосифович, — попросил доселе молчавший прапорщик Куликовский. — Они очень даже нужны.
— Зачем они вам, Аполлинарий Григорьевич?
— Матушке письмо напишу. Вы же не откажете помочь его переслать?
— Вы хотите отправить матери отрезанную голову?
— А что такого? — в свою очередь удивился Куликовский. — Если на ней будет форменный
— Да, но отрезанная голова…
— Ничуть не страшнее моего батюшки с глубокого похмелья. Так я могу на вас рассчитывать, Василий Иосифович?
— При всём уважении к вашей семье, Аполлинарий Григорьевич, вынужден отказать. Мы не варвары в отличии от…
Толстяк смиренно дождался, пока русские офицеры закончат разговор, и только потом с обязательным поклоном спросил:
— Этот недостойный Хуа Гофэн может сообщить своему генералу о положительном решении?
Василий подумал, и пожал плечами:
— Пожалуй, атаку в обозначенное время мы вам можем разрешить, а всё остальное обсудим по её результатам, — и добавил для переводчика. — А вас я попрошу остаться.
Генерал Ван Дзинвэй с философским спокойствием истинного конфуцианца смотрел на беснующегося англичанина, и делал вид, будто так оно и нужно. Эка невидаль — орущий и брызгающий слюной английский полковник!
— Генерал, почему вы до сих пор стоите на месте?
— Я сижу, господин, — Ван Дзинвэй поправил подушку.
— Я про ваших солдат!
— У меня нет солдат, господин. Теперь это ваши солдаты, — китаец вынул из-за отворота форменного халата свёрнутый в трубочку договор и помахал им перед длинным носом сэра Уильяма. — Вы, господин, изволили купить их.
— Да, я их купил! И отдал приказ перейти в наступление!
— Нижайше прошу меня простить, господин, но вы заплатили за их жизни, а не за право командовать.
На мгновение полковник Лоуренс застыл в недоумении, но потом заорал ещё громче:
— Их жизни в моих руках, генерал! Я могу их всех повесить!
— Можете, господин, — Ван Дзинвэй поклонился, не вставая с шёлковых подушек. — Не желаете приобрести хорошие пеньковые верёвки по два шиллинга за ярд? Это достойная цена, господин, а при оптовой закупке возможна скидка.
— К дьяволу скидки! И верёвки тоже к дьяволу! Меня больше интересует, когда ваши обезьяны перейдут в наступление.
— Это ваши обезьяны, господин.
— Хорошо, это мои, — согласился сэр Уильям. — Что вы там говорили о праве отдавать приказы?
— Его нет в договоре, господин, — генерал не забывал кланяться при каждом слове. — Но вы можете доплатить, и мы внесём дополнение.
— Сколько? — смирился с судьбой полковник. — Но хочу предупредить, что серебряных шиллингов больше нет.
— Меня устроят гинеи и даже соверены, господин. Чеком тоже можно.
— Вот как?
— Обстоятельства изменились, господин. Но чеком в два раза дороже.
— Так сколько? — сэр Уильям достал из кармана чековую книжку и вечное перо. — Пяти тысяч фунтов хватит?
Китаец щёлкнул крышкой золотых часов:
— Десять тысяч, господин, и ровно в пять часов вечера войска перейдут в наступление.
Полковник тяжело вздохнул и проставил в чеке нужную сумму. В конце концов, его всегда можно отозвать — в этих чёртовых горах нет банков и толстой обезьяне негде обналичить. А потом… покойники вообще ничего не могут обналичить. Любой Томми из взвода охраны с удовольствием и бесплатно перережет глотку жирному торгашу, купившему генеральское звание на рынке в Нанкине. Там таких генералов по три десятка в каждой опиумокурильне.
— Надеюсь, больше никаких препятствий для начала наступления нет? — сэр Уильям внёс изменения в свой экземпляр договора и протянул бумагу китайцу.
— Никаких, господин, — Ван Дзинвэй расплылся в довольной улыбке. — После оплаты императорской пошлины на безналичный расчёт договор вступает в силу в полном объёме.
— Какая, к дьяволу, пошлина?
— Императорская, господин.
— Откуда она взялась?
— Она всегда была, но так как в прошлый раз вы заплатили серебром…
— Чёрт бы вас побрал вместе с вашим императором! — сэр Уильям снова раскрыл чековую книжку и задал привычный вопрос. — Сколько?
— Пятьдесят процентов от суммы сделки.
— А потом ещё пятьдесят от суммы пошлины?
— Преклоняюсь перед вашей мудростью, господин.
Полковник грязно выругался и выписал чек сразу на десять тысяч:
— Если вы опять заведёте разговор про деньги, я лично прострелю вашу тупую башку, генерал!
— Не извольте беспокоиться, господин, — Ван Дзинвэй спрятал чек где-то в глубинах необъятного форменного халата. — Наступление начнётся ровно в пять часов вечера.
И китайский генерал не подвёл, сдержал данное сэру Уильяму обещание. Ровно за десять минут до назначенного времени зарокотали барабаны, завыли трубы, и неровные шеренги пришли в движение. В первых рядах низкорослые копейщики и алебардисты, готовые принять на себя первый, самый губительный, удар обороняющихся. За ними аркебузиры с зажатыми в зубах тлеющими фитилями. Потом многочисленные мечники — им выпадет честь пройти по телам павших, и в рукопашной схватке уничтожить истратившего боеприпасы противника. Освящённое веками воинское искусство, не утратившее актуальности даже в эпоху огнестрельного оружия. Ещё сам Конфуций говорил: — «Трупами больших батальонов всегда можно завалить сидящего на берегу реки врага!»
— Желаете лично возглавить ваши доблестные дивизии? — генерал Ван Дзивэй рукоятью вперёд подал сэру Уильяму длинный тонкий меч, украшенный разноцветными шёлковыми кистями, но увидев напряжённое лицо полковника, поспешил уточнить. — Это бесплатно, господин.
— Совсем бесплатно? — не поверил полковник, но протянул руку к древнему оружию. Точно такой же меч, но хуже качеством, шесть лет назад был продан с аукциона в Лондоне за восемь тысяч гиней. Неплохое вложение капитала. — И без пошлины в пользу вашего императора?