Цесаревич Вася
Шрифт:
Особенную пикантность новостям придавали несколько интервью с двумя уцелевшими летающими головами. Те ничего не помнили о своей прошлой жизни, не распространялись о личности пославшего их человека и личностях получателей посылок, но многословно жаловались на необъятные просторы Российской Империи, на тяжесть дальнего перелёта в сложных метеоусловиях, и на трудности навигации по звёздам при сплошной облачности.
Заодно соловьями разливались о красивых пейзажах по пути, о вежливости и услужливости приказчиков в магазинах уважаемого Лаврентия Павловича, любезно обменявших
Кстати, мимо внимания широкой общественности прошёл как факт встречи упомянутых господ Микояна и Берии с неким Николаем Александровичем Романовым, так и факт пополнения банковских счетов вышеозначенного господина на солидные суммы. Ну а то, что кто-то неплохо заработал на резком скачке курса акций, вообще никого не заинтересовало. Игра на бирже штука сложная и вроде бы даже сродни шаманству.
— Итак, подруги дорогие, — Лиза Бонч-Бруевич в задумчивости разглядывала кофейную гущу на дне чашки, — что будем делать в нашим орденоносным негодяем? У кого какие предложения?
— Игнорировать нельзя, — осторожно высказалась Вера Столыпина. — Герой войны и всё такое…
— Нельзя, — согласилась Катерина. — Но если выходку с летающими дохлыми башками можно простить, списав на гвардейскую удаль, то три одинаковых букета для девушек нельзя прощать ни в коем случае. Нас не поймут в обществе.
— Лично мне на мнение общества наплевать, — небрежно отмахнулась Верочка. — Если рассудить здраво, то мы с вами и есть высшее общество. Ещё неясно кто кого распнёт!
— Что?
— В том смысле, что посмотрим, кто кого одобрять и понимать должен.
— Логично, — кивнула Лиза. — Но всё равно с одинаковыми букетами как-то…
— Можно подумать, у Васи во фронтовых условиях большой выбор цветов был. Они, между прочим, всего двумя ротами четверть Китая завоевали, — неожиданно для подруг Вера Столыпина встала на защиту Красного. — На войне нет времени перебирать букеты.
— Они были куплены в одном из магазинов Петербурга, — возразила Катя.
— И что с того? Вася же не сам выбирал, а курьеров отправил, — Лиза не отрываясь от гадания на кофейной гуще тоже выступила адвокатом Красного.
— Господи, а головы английские! — догадалась Катерина. — Всё просто объясняется — англичанка опять гадит!
— А я про что говорю? — оживилась Верочка, и подвела краткие итоги совещания. — Вася не должен страдать из-за происков проклятых лимонников, так что никаких обид, бойкотов, игнорирований. Встречаем возвращающегося со щитом героя как положено! Кстати, никто не знает, когда он приезжает?
— Скоро, — ответила Лиза, и наконец-то отставила чашку в сторону. — Буквально на днях.
— Ты на кофейной гуще нагадала?
— Зачем гадать? — удивилась Лизавета. — Через восемь дней Первомайский бал в Гатчине, и на нём Красный обязан присутствовать.
Лиза Бонч-Бруевич оказалась права — виновник предстоящего торжества поручик лейб-гвардии Егерского полка, кавалер орденов Василий Красный уже проехал Москву и приближался к Петербургу под мерный перестук вагонных колёс. Вся рота осталась приводить к покорности Восточный Туркестан, и в столицу вызвали всего двоих, так что пришлось делить тяготы путешествия с Апполинарием Григорьевичем Куликовским. Тот получил вожделенный белый крестик на грудь, анненский темляк на рукоять боевого ножа, ещё одну звёздочку на погоны, от чего всю дорогу пребывал в радостном возбуждении.
Новоиспечённый подпоручик внезапно оказался вполне вменяемым человеком, хотя некоторая ревность в отношении более удачной карьеры младшего по возрасту сослуживца всё ещё оставалась. Она заключалась в попытках взять реванш в карточной игре, предварительно подпоив Василия в вагоне-ресторане. От карт Красный отказался, объяснив это математическим складом ума и вытянутыми наугад из колоды четырьмя тузами подряд, но на обмытие наград согласился. Очень уж его упрашивали охочие до выпивки души бывших жертв магической бомбы. Им достаточно по два-три грамма на душу, но когда их две с половиной тысячи, стойкость к алкоголю производит впечатление на стороннего наблюдателя.
Куликовский впечатлился и выпал из реальности на второй бутылке шустовского, и абсолютно трезвому Красному пришлось тащить его в купе при помощи двух официантов. Помощь обошлась в три рубля. Ещё пять пришлось отдать за молчание и обещание забыть о несвойственной лейб-гвардии временной слабости.
Апполинарий Григорьевич изволил почивать от Твери до Чудова, а после пробуждения имел вид слегка помятый, но воодушевлённый.
— Удивляюсь я вашему здоровью, Василий Иосифович! — произнёс он после водных процедур и литра сельтерской. — Впрочем, я не о том. Представляете, я сон видел, будто летаю!
— Хороший сон, — согласился Красный. — Тоже предпочёл бы отправиться дирижаблем, а не ползти по железной дороге. Но увы, вся воздушная техника задействована в Восточном Туркестане и на бывших китайских территориях, даже пассажирское сообщение отменили и освободившиеся машины отправили туда.
— Да причём тут дирижабли? — слегка обиделся Куликовский. — Медлительные и неповоротливые гиганты. Левиафаны неба! А в моём сне я был я был маленькой, злой и хищной птицей, со стреляющими прямо из рук-крыльев крупнокалиберными пулемётами.
— Помнится, в воздушном бою вы неплохо управлялись с пулемётом, Апполинарий Григорьевич.
— Не то, — поморщился подпоручик. — Во сне у меня были скорость, маневр и изумительная управляемость. Знаете, такая необыкновенная лёгкость во всём теле образовалась! И всё это без применения эфирной энергии. К чему бы такое могло присниться?
— К новому назначению, — предположил Василий. — И оно будет связано с летательными аппаратами тяжелее воздуха.
— Да полно вам, Василий Иосифович, — улыбнулся Куликовский. — После разоблачения аферы братьев Райт всерьёз говорить об этих этажерках неприлично.