Цетаганда
Шрифт:
– О! – Майлз улыбнулся про себя. – Я ведь уже победил. Просто Кети этого еще не понял. Единственное, в чем я еще не был уверен, так это в том, останусь ли я сам жив.
– Тогда почему бы тебе не устроиться в Цетагандийскую имперскую службу безопасности, братец? – вдохновенно предложил Айвен. – Возможно, гем-полковник Бенин замолвил бы за тебя словечко.
Айвен, черт бы его побрал, слишком хорошо знал Майлза.
– Вряд ли, – с горечью произнес Майлз. – Я ростом не вышел.
Гем-полковник Бенин мужественно ухитрился почти не изменить выражения лица.
– И потом, – пояснил Майлз, – если я и работал
– Гм. – Гем-полковник Бенин чуть успокоился.
Волшебные слова. Похоже, юбки аут-консортов – более надежное укрытие, чем это представлялось Майлзу пару недель назад.
Шар леди Надины тоже отбуксировали из лаборатории. Бенин посмотрел ему вслед, повернулся обратно к Майлзу и приложил руку к груди в подобии поклона.
– Так или иначе, лейтенант лорд Форкосиган, мой Господин, его Императорское Величество Флетчир Джияджа, желает, чтобы вы предстали перед ним в моем обществе. Сейчас.
Майлз умел распознавать императорские приказы. Он вздохнул и поклонился в ответ.
– Разумеется. Ах… – Он покосился на Айвена и неожиданно успокоившегося Форриди. Он не был уверен, желает ли он свидетелей этой аудиенции. С другой стороны, он не был уверен, что хочет оказаться там один.
– Ваши друзья могут сопровождать вас, – кивнул Бенин. – При условии, что они не заговорят, если их не попросят об этом.
Каковая просьба может, разумеется, исходить только от Императора. Форриди согласно кивнул; Айвена слегка встревожила подобная перспектива.
Их вывели – в окружении охраны, но не арестованными, конечно: ведь это нарушило бы дипломатический иммунитет. Майлз, все еще опиравшийся на руку Айвена, задержался пропустить вперед леди Надину.
– Такой славный молодой человек, – негромко произнесла аут-леди, кивнув в сторону Бенина, отдававшего распоряжения своим гвардейцам. – Такой воспитанный. Надо посмотреть, что мы можем сделать для него, верно, Пел?
– О, конечно, – согласилась Пел и вылетела на своем кресле в коридор.
Проблуждав по лабиринту корабельных коридоров, Майлз наконец миновал шлюз и оказался в челноке Цетагандийской имперской безопасности в обществе самого Бенина, не выпускавшего его из вида. Бенин по обыкновению казался спокойным и собранным, однако сквозь его полосатую раскраску проглядывало что-то такое… да, удовлетворение. Вот они, мгновения высшей цетагандийской удачи: арест собственного начальника за измену. Высшая точка карьеры Бенина. Майлз готов был спорить на Бог знает сколько бетанских долларов, что не кто иной, как Нару, выбрал щеголеватого Бенина для быстрого свертывания дела о смерти ба Лура. И тем самым подписал себе приговор.
– Кстати, – спохватился Майлз. – Если я еще не сделал этого раньше: поздравляю вас с раскрытием такого запутанного убийства, генерал Бенин.
Бенин зажмурился.
– Полковник Бенин, – поправил он.
– Это вы сейчас так думаете. – Майлз проплыл в салон и выбрал себе самое удобное кресло у окна.
– В этом зале я, кажется, еще не бывал, – прошептал Майлзу Форриди, оглядываясь по сторонам. – Это не тот, что используется обычно для публичных церемоний или аудиенций.
На этот раз их доставили не в очередной павильон, а в замкрытое невысокое здание в северной части Райского Сада. Трем барраярцам пришлось около часа прождать в приемной в сопровождении полудюжины вежливых, но молчаливых гем-гвардейцев, заботившихся в равной степени о том, чтобы гости чувствовали себя комфортно, и о том, чтобы те не имели ни малейшей возможности связаться с внешним миром. Бенин вышел куда-то с леди Надиной и Пел. Из-за присутствия цетагандийцев Майлз смог обменяться с Форриди только несколькими осторожными фразами.
Новое помещение слегка напомнило Майлзу Звездный Чертог: изысканно простое, выдержанное в спокойных голубых тонах. Голоса в нем звучали приглушенно, словно оно находилось под звуконепроницаемым колпаком. Узор на полу позволял догадаться, что из-под него можно выдвинуть стол и несколько кресел, но пока все присутствующие ждали стоя.
Еще один посетитель ждал вместе с ними, и Майлз, приглядевшись, удивленно поднял брови. Бок о бок с гем-гвардейцем в красном мундире стоял лорд Йенаро собственной персоной. Вид он имел довольно бледный; под глазами красовались темные зеленоватые круги, словно он не спал пару суток. Темный костюм – тот же, в котором Майлз видел его последний раз на «Выставке биоэстетики» – тоже был изрядно пожеван. При виде Майлза с Айвеном Йенаро, в свою очередь, округлил глаза и отвернулся, пытаясь не замечать присутствия барраярцев. Майлз беззаботно помахал ему, и в конце концов тот ответил неуверенным поклоном, хотя на лбу у него осталась глубокая складка, словно от сильной головной боли.
И тут появилось нечто, заставившее Майлза забыть о болезненных последствиях электрошока. Точнее, некто.
Первым в зал вошел гем-полковник Бенин и отпустил охранявших барраярскую группу гвардейцев. За ним следовали аут-леди Пел, Надина и Райан в своих креслах с отключенными силовыми полями – они бесшумно разместились у одной из стен. Надина спрятала обрезанные концы волос в складках покрывал, тех самых, которыми поделилась с ней Пел и которые она, по всей видимости, еще не успела сменить. Последний час они явно провели взаперти, допрашиваемые на высшем уровне, ибо последней в зале появилась знакомая фигура, за спиной которой в коридоре маячили и охранники.
Вблизи император Флетчир Джияджа оказался еще выше и стройнее, чем показалось Майлзу на церемонии декламации. И старше, несмотря на темную шевелюру. По имперским стандартам он был одет довольно небрежно: полдюжины тонких белых покрывал поверх обыкновенного, облегающего тело белоснежного костюма, обозначавшего его статус как первого скорбящего по покойной.
Живые императоры мало смущали Майлза, хотя Йенаро покачнулся, будто готов лишиться чувств, и даже Бенин двигался несколько механически, согласно заведенному ритуалу. Император Грегор рос вместе с Майлзом практически как его молочный брат; в сознании Майлза понятие «император» с детства ассоциировалось, скорее, с «кем-то, с кем можно поиграть в прятки». В данном случае такие ассоциации могли сослужить плохую службу, поэтому Майлзу пришлось напоминать себе: «Восемь планет, и он старше моего отца!» Из пола в торце комнаты выросло кресло, принявшее в себя то, что Грегор саркастически назвал бы «имперской задницей»… Майлз прикусил губу.