Цезарь (др. перевод)

Дюма-отец Александр

За эти двадцать семь дней он сочинил поэму под названием «Путь».

Во время своего пребывания в Риме он забавлялся, сочиняя в ответ на написанную Цицероном похвальную речь Катону ядовитый памфлет – «Антикатон».

Мы уже не раз пользовались случаем процитировать его; точная дата его написания приходится на промежуток времени между африканской и испанской войнами.

Еще раньше, во время одного путешествия через Альпы, он посвятил Цицерону два тома по грамматике и орфографии.

У

Цезаря были сторонники в Кордубе, которую удерживал младший из сыновей Помпея, Секст, тогда как старший, Гней, держал в осаде город Улию.

Едва он прибыл туда, люди, пришедшие из города, сообщили ему, что ему будет несложно его захватить, поскольку еще никто не знал о том, что он в Испании.

Тогда он тут же отрядил гонцов к Квинту Педию и Фабию Максиму, которые были его легатами в этой провинции, с тем, чтобы они немедленно отправили ему свою конницу, набранную в этой же стране.

Те, помимо этого, нашли способ дать знать жителям Улии, которые были на стороне Цезаря, что Цезарь прибыл сюда.

Следом за посланниками из Кордубы явились посланники из Улии. Они сумели пройти незамеченными через лагерь Гнея Помпея, и пришли умолять Цезаря спасти их, его верных союзников, как можно скорее.

Цезарь отправил к ним шесть когорт и одинаковое количество конницы и пехоты под началом испанского военачальника Юния Пахека, опытного и хорошо знающего страну.

Чтобы пройти через лагерь Помпея, Пахек выбрал время, когда разразилась такая сильная буря, что на расстоянии в пять шагов невозможно было распознать ни друга, ни врага. Он построил своих солдат по двое, чтобы занять как можно меньшее пространство, и уже входил в лагерь, как вдруг один из часовых крикнул:

– Кто идет?

– Тише! – ответил Пахек, – мы – дружественный отряд, и мы хотим попробовать захватить город врасплох.

Часовой ничего не заподозрил, позволил Пахеку пройти, и он пересек весь лагерь, не встретив больше никаких затруднений.

Подойдя к воротам Улии, они подали заранее условленный сигнал: тогда часть гарнизона присоединилась к ним, и с этим подкреплением, оставив на месте надежный арьергард, чтобы поддержать отступление, они обрушились на лагерь Помпея, и ввергли его в такой беспорядок и смятение, что Гней, который ничего не знал о прибытии Цезаря, на миг решил, что все кончено.

Цезарь, со своей стороны, чтобы вынудить Гнея снять осаду с Улии, двинулся на Кордубу, посадив по одному пехотинцу посади каждого всадника своей конницы.

Жители города, решив, что они имеют дело только с конными воинами, выступили из города; но когда оба войска приблизились друг к другу на расстояние полета стрелы, пехотинцы соскочили на землю, и солдат Цезаря оказалось вдвое больше.

Тогда конница и пехота ринулись на помпеянцев и взяли их в кольцо, так что из покинувших стены города нескольких тысяч в крепость вернулись только несколько сотен.

Те, кто добежал до города, сообщили, что Цезарь пришел, и что они только что потерпели поражение лично от него.

Секст Помпей тут же послал гонцов к своему брату, чтобы

тот немедленно снял осаду с Улии и пришел к нему на помощь, прежде чем Цезарь успеет взять его приступом в Кордубе.

Гней присоединился к своему брату с яростью в душе.

Еще несколько дней, и он взял бы Улию.

Наконец, после нескольких стычек, Цезарь встал лагерем на равнине близ Мунды, и приготовился осадить город и одновременно дать бой Гнею Помпею, если только Гней Помпей примет вызов.

К полуночи лазутчики Цезаря примчались доложить ему, что, похоже, Помпей намерен принять бой.

Цезарь велел поднять над лагерем красное знамя.

Несмотря на то, что лагерь помпеянцев имел очень выгодное расположение, вся армия очень обрадовалась.

В самом деле, помпеянцы разбили лагерь на холме, и у них был принадлежавший им город Мунда; между ними и лагерем Цезаря лежала равнина шириной в один лье с четвертью; эту равнину пересекал ручей, который делал позицию помпеянцев еще более сильной, поскольку, выйдя из берегов, он пропитал почву водой, и с правой стороны образовалось болото.

Увидев на рассвете, что неприятель выстроился в боевом порядке на холме, Цезарь решил, что он спустится на равнину, где у его конницы будет достаточно места, чтобы развернуться.

Погода была великолепная; настоящая погода для сражения. Вся римская армия радовалась предстоящей схватке, хотя некоторый трепет проникал в сердца солдат и полководцев при мысли, что этот день должен, в конечном счете, решить судьбу обеих сторон.

Цезарь проделал половину пути. Он ожидал, что помпеянцы сделают то же самое; но они не хотели удаляться больше чем на четверть лье от города, чтобы тот при необходимости мог служить им укреплением. Цезарь удвоил шаг и подошел к ручью. Неприятель мог помешать ему перейти его; но он ничего не предпринял.

Помпеянская армия состояла из тринадцати легионов, на обоих крыльях которых разместилась конница, из шести тысяч солдат пехоты и еще такого же числа союзников. У Цезаря было только восемьдесят когорт тяжеловооруженной пехоты и восемь тысяч лошадей. По правде сказать, он очень рассчитывал на одну диверсию, которую должен был произвести царь Богуд. – Мне кажется, мы уже говорили, что это был тот же самый, которого римляне называли Бокх, и который был мужем той царицы Эвнои, любовницы Цезаря.

Дойдя до самого конца равнины, Цезарь запретил своим солдатам двигаться дальше; те подчинились с большой неохотой. Как и в Фарсале, Цезарь дал в качестве пароля слова Венера-Победительница. Помпей взял паролем слово Сострадание, или, вернее, Почитание.

Остановка Цезаря придала помпеянцам отваги, потому что они сочли, что Цезарь боится. Тогда они решили двинуться в бой, не теряя преимущества своего расположения. Цезарь разместил, по своему обыкновению, знаменитый десятый легион на правом крыле, а третий и пятый – на левом, вместе со вспомогательными отрядами и конницей.