Цезарь

Дюма-отец Александр

Лигарий так и не был приговорен к смерти, это верно; но все красноречие Цицерона не смогло помешать тому, что его осудили на изгнание. Доказательство нашим утверждениям мы находим в письме Цицерона к Лигарию:

«Рим, сентябрь 708 года.

«По долгу своей дружбы я должен был бы утешить вас и помочь вам советом в вашем несчастье. Если я не написал вам до этой минуты, то это потому, что я тщетно искал слова, чтобы смягчить вашу скорбь, или способ исцелить ее. Сегодня же у меня появился не единственный повод думать, что вы скоро вернетесь к нам, и я не могу удержаться, чтобы не поделиться

с вами своими надеждами и пожеланиями. Цезарь не будет суров с вами; я чувствую и усматриваю, что обстоятельства, время, общественное мнение и даже, как мне кажется, его собственная склонность делают его с каждым днем все мягче. Я убеждаюсь в этом по его отношению к другим, а что касается лично вас, то его самые близкие друзья уверяют меня в этом. С того времени, как из Африки пришли первые известия, я не перестаю умолять его вместе с вашими братьями. Их отвага, их доблесть, их несравненная братская любовь и непрестанная забота о вас таковы, что, по моему мнению, Цезарь совершенно не может в чем-либо отказать нам».

Остальное письмо целиком посвящено мягкосердечию и великодушию Цезаря. Но хотя с ее помощью и не было достигнуто полное оправдание Лигария, речь Цицерона (который на этот раз выступал куда удачнее, чем в тот раз, когда он защищал Милона) не была от этого менее превосходной.

Покончив с делом Лигария, Цезарь обратил взор в сторону Брундизия: Клеопатра, которая позднее внушит такой сильный страх Горацию, только что высадилась там вместе со своим одиннадцатилетним супругом.

Цезарь принял их обоих у себя во дворце, и в то время как Арсиною тщательно берегли для предстоящего триумфа, для них он устроил пышные торжества, добился причисления их к друзьям римского народа, и, воздвигнув в память победы при Фарсале храм Венеры-Победительницы, велел установить в этом храме напротив статуи богини золотое изваяние Клеопатры.

Эти почести, возданные египетской царице, вызвали большое недовольство у римского народа; но Цезарь прекрасно чувствовал, что он может позволить себе все и, возможно, он просто потерял голову.

Наконец, Клеопатра вернулась в Египет; если бы не это, Цезарь, вероятно, так и не вырвался бы из колец этой нильской змеи, как он ее называл, и не покинул бы Рим.

Африка стойко держалась за Помпея. Давайте вспомним о Катоне, о котором мы совсем позабыли с тех пор как он, как мы знаем, в слезах вернулся в Диррахий после казни пленников. Мы сказали только, что Помпей, который боялся его, оставил его в Диррахии присматривать за оставленным имуществом.

После поражения при Фарсале Катон принял к рассмотрению два возможных случая: если Помпей будет убит, и если Помпей останется жив. Если Помпей будет убит, Катон приведет обратно в Италию оставшихся при нем солдат, а сам потом сбежит и поселится где-нибудь подальше от тирании. – То, что Катон называл тиранией, не было тиранией в прямом смысле слова: это было, каким бы оно ни было мягким, правление Цезаря. Если Помпей останется в живых, он последует за ним всюду, куда бы тот ни направился.

Еще не зная о том, что случилось в Египте, но, зная, что Помпея видели на берегах Азии, он отправился на Керкиру, где находилась морская армия. Там он встретил Цицерона и хотел уступить ему командование.

Цицерон был консулом, а Катон – всего лишь претором; к тому же, Катон разбирался только в законах. Цицерон отказался. Он уже решил заключить мир с победителем. Пытаясь угадать по маршруту, которым двигался Помпей, где он собирается искать себе убежище –

в Египте или в Африке, и торопясь настичь его, Катон вместе со всеми своими солдатами сел на корабли. Но прежде чем поднять паруса, он предоставил каждому свободу возвращаться в Италию или следовать за ним.

Прибыв в Африку, он встретил, двигаясь вдоль берега, молодого Секста Помпея, того самого, который был любовником Клеопатры, и который должен был впоследствии сделать себе имя, возродив морское разбойничество, разгромленное его отцом. От него он узнал о печальной кончине Помпея.

Тогда среди всех тех, кто сопровождал его, не осталось ни одного, кто, узнав о смерти Помпея, захотел бы видеть своим полководцем кого-нибудь кроме него. Катону стало совестно бросать стольких отважных молодцов одних и без всякой помощи на чужой земле. Тогда он принял на себя командование, и высадился на суше в Кирене.

Незадолго до этого жители Кирены закрыли свои ворота перед Лабиеном; но то, в чем было отказано Лабиену, они согласились предоставить Катону. Катон был принят в Кирене. Там он стал ждать новостей.

Ожидание было недолгим. Вскоре Катону стало известно, что Сципион, тесть Помпея, прошел в Африку, и был прекрасно принят в Цирте нумидийским царем Юбой. Аттий Вар, которому Помпей отдал наместничество в Африке, опередил его там со своей армией.

Катон решил присоединиться к ним, и, поскольку была самая зима, отправился к ним по суше. Он собрал огромное множество ослов и нагрузил их запасом воды, и потом пустился в путь с большим количеством повозок и весьма внушительной поклажей. Он вел с собой множество заклинателей змей, которые умели исцелять укусы даже самых ядовитых гадов, высасывая ранку ртом.

Переход длился двадцать семь дней. Все эти двадцать семь дней Катон постоянно находился во главе своих солдат, всегда шагал пешком и ел сидя, поскольку после битвы при Фарсале он дал обет ложиться только чтобы спать. Зиму Катон провел в Африке. Этой самой зимой Цезарь воевал в Александрии против египтян Птолемея.

Если бы Катон, Вар и Сципион объединили свои тридцать тысяч человек и выступили заодно с Птолемеем, что стало бы с Цезарем?… Но нет: Вар и Сципион ссорились при дворе царя Юбы, и этот скверный маленький царек пользовался их разногласиями, чтобы повергнуть к своим ногам двух именитейших граждан Рима.

Катон прибыл в бывшую Цирту, нынешнюю Константину, и попросил у Юбы аудиенции. Юба согласился принять его, но для встречи с Катоном он приготовил три кресла: одно для Сципиона, одно для Катона, и одно для себя – посередине.

Но Катон был не тем человеком, который стал бы терпеть подобную наглость от мелкого нумидийского царька. Он взял кресло, которое было предназначено для него, перенес его и поставил рядом с креслом Сципиона, и получилось так, что Сципион, а не Юба, стал главным действующим лицом этого совещания.

А между прочим, Сципион был недругом Катона, и опубликовал пасквиль на него, полный самых желчных оскорблений. Катон сделал больше: он помирил Сципиона и Вара, заставив их понять, какой великий вред приносят их распри делу, которое они защищают.

Когда эти ссоры угасли, все в один голос провозгласили верховным командующим Катона; но Катон слишком строго придерживался законов, чтобы принять этот чин. Катон был всего только пропретором, а Сципион – проконсулом; к тому же имя Сципиона, популярное в Африке, внушало наибольшее доверие солдатам, и говорили, будто один оракул возвестил, что Сципион всегда будет победителем в Африке.