Чандрагупта
Шрифт:
— Мне кажется, в ваших словах нет ни капли здравого смысла, — ответил Шакалаян. — Закончим этот
разговор. Скажите мне только, если Малаякету и Селевк прибудут сюда, вы поможете тому, чтобы народ
Паталипутры восстал против Чанакьи и Чандрагупты?
— Нет! Как бы я ни ненавидел этих людей, я никогда не помогу варварам захватить Магадху. Народу я
могу помочь, если начнется восстание, но буду бороться против греческих сатрапов. Я не изменник и не
думайте, что я предам свою
Положишь им палец в рот — отхватят руку.
Шакалаян испытывал удивление и досаду. Он не решился продолжать разговор и вскоре ушел вместе со
своим спутником.
Гла в а XL
ПОСЛЕДНЕЕ РЕШЕНИЕ ЧАНАКЬИ
Чанакья сидел у себя в хижине и разговаривал с Сиддхартхаком. Судя по выражению его лица, брахман
был несколько удивлен. В разговоре наступила пауза, потом снова заговорил Чанакья.
— Сиддхартхак, — произнес он, — ты уверен, что Ракшас ни о чем не догадался?
— Совершенно уверен, — ответил тот. — Кроме того, я просил Шакалаяна ни в коем случае не говорить,
что меня к нему послали вы. Шакалаян ничего не сказал. Я же сидел молча и слушал их разговор. Я опасался
произнести хоть слово, боялся, что Ракшас узнает меня. Мне казалось, что он может что-то заподозрить. Но
теперь ясно, что Ракшас не догадался, кто я такой. Он был поглощен разговором с Шакалаяном и ни на что
больше не обращал внимания. Министр, должно быть, подумал, что я переодетый слуга посла.
Чанакья сначала слушал очень внимательно, но как только понял, что министр ничего не заподозрил,
потерял интерес к тому, что говорил монах, и стал думать о другом.
“Да, Ракшас… — думал брахман, — говорят, что я неплохой политик, но тут я ничего не могу сделать.
Ты сильнее меня. Окажись я на твоем месте, я тотчас отправился бы к Малаякету и помог бы грекам захватить
Магадху. И не успокоился бы до тех пор, пока не уничтожил своих врагов. Я не стал бы думать о том, что страна
окажется во власти варваров. Меня бы это не смутило. Именно такой человек, как ты, преданный и твердый, и
нужен Чандрагупте”.
Чанакья был так занят своими мыслями, что не заметил. как начал говорить вслух, совсем забыв о
Сиддхартхаке, который сидел рядом… Монах некоторое время молчал, обдумывал то, что ему хотелось сказать,
что просилось на язык.
— Почему вы стремитесь сделать министром Чандрагупты Ракшаса? — спросил он. — По правде говоря,
более недальновидного советника не сыскать. Ведь он ничего не знал о заговоре, а все происходило у него на
глазах. Какой же из него министр? А вы такой опытный политик! Зачем Чандрагупте другой помощник? Нет, на
мой
Слова Сиддхартхака вызвали у Чанакьи улыбку.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал брахман. — Я сдержал свое слово — сделал царем Чандрагупту и
уничтожил Нандов. Что же, теперь я так и буду находиться около этого юноши? Мне пришлось делать то, что
недостойно брахмана. Я уйду в Гималаи, чтобы смыть этот грех, и буду совершать покаяние в пещере. А то и в
будущих рождениях останусь таким же жестоким. Хватит с меня. Довольно преступлений. Убит царь, убиты его
дети, погибла несчастная женщина. А сколько было бесчестных поступков, сколько лжи! Кроме того, раджа,
который сейчас на троне, вовсе не обязательно всегда будет благоволить ко мне. Он рано или поздно решит, что
я могу его тоже убить. Поэтому лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Для себя я ничего не ищу. Денег
мне тем более не нужно. Я дал клятву отомстить за оскорбление и сдержал ее. Теперь я хочу только одного —
увидеть, как всевышний покарает греков. И сейчас время для этого настало. Если Ракшас не откажется, все так
и случится. Нужно только его согласие. Министр — человек верный. И я уйду спокойно после того, как он даст
обещание помогать Чандрагупте.
— Если вы сожалеете о своих поступках и раскаиваетесь, — произнес Сиддхартхак, — то почему не
идете путем Будды? Святой Васубхути с радостью примет вас, и вы будете жить в монастыре. Ведь благодаря
ему Вриндамала обратилась к истинной вере. Нужно отречься от мира. Без этого нельзя очиститься от
совершенных грехов.
Слушая монаха, Чанакья улыбался. Теперь, когда брахман знал, о чем говорили Шакалаян и Ракшас, он
испытывал огромное облегчение. Чанакья еще раз убедился в благородстве и честности бывшего министра и
понял, что опасения, которые возникли у него после приезда Шакалаяна, были напрасными.
“К Ракшасу теперь осталась только прямая дорога, — окончательно решил брахман. — Окольные пути
ни к чему не приведут. Но своего я добьюсь обязательно. А потом отправлюсь в Гималаи и буду жить, как
прежде”.
Спустя немного времени Чанакья отправился на берег реки, чтобы отдохнуть.
Человек всегда испытывает душевный подъем, когда видит, что вот-вот должно осуществиться то, к чему
он стремился. Но если здесь есть что-нибудь такое, что тревожит совесть и вызывает сомнения, этот человек
чувствует смущение и неловкость, а иногда и отвращение к самому себе. Совесть говорит ему, что он поступил
недостойно. И даже если ему кажется, что по каким-либо причинам, невозможно было поступить иначе, он