Чандрагупта
Шрифт:
понимает, что по-настоящему радоваться нечему. Совестливые и гордые люди, как и все, испытывают те же
чувства, но не показывают их. Они стараются, чтобы окружающие ничего не заметили. Но если это им и
удается, если они умеют скрывать свои переживания, то как они могут утаить их от самих себя? Люди эти
прячут угрызения совести от других, однако не могут делать это постоянно. Наступает момент, когда они
выдают себя.
С Чанакьей происходило то же самое. Совесть мучила его.
“Мои
нанесенного мне оскорбления. Чандрагупта взошел на престол. Но что я скажу самому себе? Теперь остается
последнее — одержать победу над греками и подчинить всю Индию. Однако дожидаться победы здесь, в
Паталипутре, я не намерен”.
Чанакья не хотел оставаться там, где из-за него погибли люди. Возможно, это было даже основной
причиной того, что он стремился как можно скорее передать Ракшасу управление государством. Была у Чанакьи
в этот день еще одна причина недовольства собой: вспышка раскаяния в недавнем разговоре показала, что дух
его слабеет, что он уже не прежний бестрепетный вершитель людских судеб.
Брахман долго сидел на берегу в полном одиночестве и размышлял. Он проникся безграничным
уважением к Ракшасу после того, как узнал его ответ Шакалаяну. Чанакья ценил в министре прежде всего
преданность и верность монарху и верил, что неудача пойдет на пользу Ракшасу, что он избавится от излишней
самоуверенности и надменности по отношению к окружающим. А высокомерие, по мнению Чанакьи, было не
последней причиной поражения министра. В молодом же Чандрагупте Чанакья видел большой талант
правителя и был уверен, что тот добьется успеха. Но для этого колесницу государства нужно было двинуть
вперед, а это мог сделать только Ракшас.
“Цель моей жизни будет достигнута, — сказал себе брахман, — если я услышу клики, возвещающие
победу Чандрагупты”.
Чанакья решительно поднялся и направился во дворец Чандрагупты. После продолжительного разговора
с юным раджей брахман покинул дворец в сопровождении какого-то молодого человека, судя по всему —
своего ученика.
Гла в а XLI
ПЛАН УДАЛСЯ
Ракшас сидел в глубокой задумчивости.
“Счастье изменило роду Нандов в тот день, когда Дханананд вошел в дом Мурадеви, — говорил себе
министр. — И самая большая ошибка состояла в том, что эту женщину освободили вместе со всеми, когда
принц Сумалья стал молодым царем. Но что случилось, то случилось. А дальше? Выступят ли теперь греки? До
сих пор они не могли даже приблизиться к нашим границам. Одержать победу над Малаякету, если тот нападет
на Магадху при поддержке Селевка Никатора, будет трудно. Не то
достаточно. Но неизвестно, справится ли Бхагураян один”.
Ракшас страдал от собственного бессилия при мысли, что на Магадху надвигается несчастье. Он не
видел выхода. О том, чтобы признать Чандрагупту раджей и помочь ему, министр и думать не хотел. А
поддерживать Малаякету означало бы своими руками отдать страну грекам. Оставалось только выжидать. Но
такой человек, как Ракшас, не мог находиться в бездействии. Это противоречило его природе. От невеселых
мыслей на душе у министра было очень неспокойно.
В это время вошел слуга и сообщил, что министра хотят видеть два незнакомых человека.
— Кто такие? — спросил Ракшас.
— Какой-то брахман, а с ним еще один человек, — ответил слуга.
Ракшас некоторое время раздумывал, стараясь догадаться, кто бы это мог быть, а потом приказал
впустить пришедших. Слуга ввел брахмана; за ним на некотором расстоянии шел, судя по виду, еще совсем
молодой человек, лицо которого было закрыто покрывалом. Должно быть, брахман взял с собой ученика.
Ракшас поднялся навстречу вошедшему и попросил его сесть. Юноша расстелил шкуру антилопы, брахман сел
и сделал ему знак удалиться. Ученик вышел. У пришедшего была очень внушительная наружность. Ракшас
сначала подумал, что к нему пришел сам Чанакья, ибо примерно знал, как тот выглядит, но тут же отбросил эту
мысль, решив. что брахману приходить сюда незачем. Министр снова почтительно приветствовал своего гостя.
— Чем я могу служить вам, достойнейший? — с поклоном проговорил Ракшас. — Что привело вас ко
мне?
— Министр… — начал брахман.
— Я теперь не министр, почтенный, — перебил его Ракшас. — Вы, наверно, уже слышали, что
произошло здесь в последние дни. Зачем же называть меня так?
— Зачем? Разве то, что случилось, лишило тебя звания первого министра? Для меня ты министр. И я так
тебя и буду называть.
Брахман умолк. Его спокойный и властный голос, голос человека, который привык отдавать приказания,
произвел сильное впечатление на Ракшаса.
— Министр, обо мне идет слава как о коварном и лживом человеке. Меня, я знаю, называют Каутильей,
то есть Лжецом. Но скажу тебе: чего можно достичь только обманом, того и надо добиваться обманом, а что
может быть достигнуто честным путем, того следует добиваться честным путем, — таково мое правило. Для
того чтобы ты был на нашей стороне, есть только одно средство — честность. Магадха не сможет обойтись без
тебя. Стране нужен такой человек, как ты. Иначе звезда Магадхи может закатиться. Вот за этим я и пришел к