Чара силы
Шрифт:
Нет, — строго сказал воин. — Молчи. Неврам я жизнью брата обязан… Не перебивай! Я их видел. И запомнил. Это не невры — это гетты с запада. — Даждь присел на землю рядом с отроком, помог ему сесть поудобнее и приобнял за плечи. — Не волнуйся, Агрик, я что-нибудь придумаю. Мы вместе придумаем, что будем делать, — у нас еще есть время… А пока посмотри-ка сюда!
Он повернул голову Агрика чуть левее, и отрок увидел пень с той стороны костра. На нем стояла каменная чаша высотой с локоть. Простая по форме, она напоминала раскрывающийся бутон цветка, но с первого взгляда казалось, что она не закончена. Сквозь языки пламени силуэт ее чуть дрожал и колебался, и можно было подумать, что она дышит.
Ласково
— Тебе нравится? — вдруг требовательно спросил Даждь.
— Да, очень, — сознался Агрик.
Мне был голос от великого Ра–Солнца, — раздумчиво заговорил Даждь, не сводя глаз с чаши. — Я сделал чару… Я назову ее…
— Это кубок-то, — вырвалось у Агрика.
Даждь отстранился, смерив отрока взглядом.
— Чару! — строго поправил он. — В имени — душа. Безымянный мертв, а она жива… будет жива. Живому нужно имя — только живому нужно имя. Я назову ее, — он озаренно выпрямился, — я назову ее Голос Солнца к людям — Грааль!.. Нравится?
Он порывисто, с юношеским задором обернулся к Агрику, и тот молча склонил голову, не споря.
Ночь давно вступила в свои права, а они все сидели у костра и разговаривали. Не сводя отеческого взора с чары, только что получившей имя, Даждь негромко и не спеша повествовал о своем–пути, что начался прошлой осенью, полгода назад.
Хорс оставил его на уединенном острове, среди скал и чахлых кустов наедине со своими мыслями. Хорс навещал брата, но большую часть времени Даждь был предоставлен сам себе. В раздумьях шли дни, и однажды решение пришло. Так из упавшего с небес камня начала рождаться эта чара. Явившийся ближе к концу работы Хорс молчаливо одобрил сделанное и намекнул, что Даждь на верном пути. Грааля должен был оживить напиток или еще что-то иное, но Хорс предоставил решение этого вопроса брату и только пожелал ему удачи, в начале весны переправив его на берег тем же способом — по воздушному мосту. За относительно благополучную зиму витязь не забыл о своих преследователях и пробирался домой на. север, к священным источникам, окольными путями и нехожеными тропами. И только случай был причиной того, что он оказался в местах, где повстречался с Агрик ом.
Потом настал черед юноши рассказывать. Даждь, не перебивая, выслушал его повесть об ужасной смерти отца и всех родных, а когда Агрик замолчал, промолвил, глядя на огонь:
— И все-таки я не совсем понял… Прости, если причиню тебе боль, но объясни еще раз — Почему отец отрекся от тебя?
Отрок пристыженно опустил глаза.
— Я проклятый, — виновато ответил он. — Жрецы предсказали, что родится девочка, и отец поспешил обрадовать соседнего князя, что он обручит свою дочь с его сыном, чтобы заключить долголетний мир… Отец тогда хотел объединить всех под своей рукой, ему был нужен долгий, на годы, мир… А родился я. — Агрик говорил так униженно, словно чувствовал свою вину в том, что родился. — Мать умерла родами, а повитуха говорила, что в тот миг, когда ребенок родился, на окно бани села черная птица. Она крикнула, подул ветер, все потемнело, а когда мрак рассеялся, остался я… В тот же день пришло известие с дальних застав о нашествии чужаков с юга, и отец решил, что это я накликал беду.
Он проклял меня, сказав, что я рожден лесной нежитью. Меня отнесли в лес и оставили у подножия священного дерева. Там меня нашли изверги. Они ничего не знали обо мне, принесли домой и приняли… Я вырос у них как родной сын, а потом, когда отец был на охоте, случайно попался ему на глаза. Мы столкнулись на тропинке, и он, уж не знаю как, признал меня сразу… Моим приемным родителям и мне велели убираться из тех мест подальше, и мы ушли.
Но я хотел знать правду
Агрик сжался в комочек, обхватив голову руками и мелко дрожа. Даждь прищурился, вглядываясь в его сгорбленную спину. Над отроком и в самом деле витала какая-то сила, но ее не надо было бояться — скорее, наоборот. Именно она смогла дотянуться, позвать Даждя на помощь, и она же поддержала отрока в борьбе за жизнь. Она могла сослужить юноше еще не одну добрую службу — если управлять ею умело.
Даждь ласково погладил Агрика по голове.
— Утешься, — молвил он. — Мы отомстим. Вместе. Ты еще увидишь кровь своих недругов.
Отрок медленно выпрямился. Глаза его лихорадочно вспыхивали.
— Отомстим? — хриплым голосом переспросил он. — Но почему?.. Почему вы, господин? За что — вы?
Даждь отрешенно смотрел на потухающий огонь. Губы его были стянуты в тонкую линию.
— Я не люблю, когда людей убивают вот так — исподтишка, — тихо ответил он.
Агрик был готов на коленях умолять Даждя, целовать ему руки, обнимать сапоги, со слезами упрашивая взять его с собой, но витязь остался неумолим. Подняв отрока, как щенка, он оттащил его в кусты и бросил там, велев ждать и не высовываться. Он оставил ему немного хлеба — чтобы легче было терпеть ожидание — и нож для защиты. Сам же он не взял даже оружия, схоронив свой меч в дупле дерева, и направился к становищу кочевников.
Агрик рассказал ему, как добраться до него, но найти обидчиков отрока оказалось гораздо проще — их было слышно издалека. Ржали кони, ревел скот, брехали и визжали собаки, переговаривались люди. Вскоре запахло дымом костров и варевом.
Хорс ступал бесшумно, как призрак, подвозя хозяина к становищу со стороны леса. Но разглядеть кочевников повнимательнее Даждь не успел.
Внезапно впереди затопали копыта. Степняки не могли ужиться с лесом, научиться растворяться в нем, а потому сторожевой разъезд витязь заметил издалека. Но скрываться ему не было нужды, и он направил коня навстречу чужакам.
Они увидели его, почти столкнувшись нос к носу. Длинные копья наклонились, почти касаясь всадника, и Даждь искусно изобразил на лице удивление, смешанное со страхом.
— А ну, стой! — рявкнули на него.
Витязь еле скрыл улыбку — язык оказался ему знаком. Более того, он тотчас же понял, откуда гетты взялись так далеко на востоке.
Три года назад на границе между Кельтикой и Дикими Лесами вогезов был разрушен союз геттских племен. Даждь тогда сражался на стороне вогезов. Племена кочевников были разбиты, а их остатки рассеялись по земле. Эта орда, очевидно, была из числа сбежавших.
Гетты с запада лучше знали наречия тех мест, а потому Даждь, делая вид, что не понимает их, торопливо заговорил сразу на всех западных наречиях, выбирая из каждого по одному–два слова.
Конники выслушали его сбивчивую речь и решительно взяли его в кольцо. Их копья остались нацелены на всадника, и Даждь понял, что его собираются отвести в стан.
Оказавшись среди палаток, кибиток и снующих туда–сюда людей, он понял, что это и в самом деле остатки разгромленного союза — узнавался знакомый символ, к которому его подводили: орел, державший в лапе по мечу, а в клюве — прядь волос из хвоста белой лошади.